Прошу прощения, что беспокою Вас на отдыхе, но я пишу к Вам с просьбой увеличить мою заработную плату с 1400 франков до 1500 франков в месяц. Причина моей просьбы состоит в том, что из разговора с месье Григорьевым я узнала, что Вы подняли зарплату мадемуазель Нинет де Валуа с 1500 франков до 1800 франков, и Вы наверняка понимаете, что если бы я знала об этом, то никогда бы не согласилась вернуться в труппу на тех же условиях. Хотя… м-ль де Валуа заслуживает прибавки, мне не кажется, что разница между тем, как танцует она и как танцую я, соответствует разнице наших зарплат. Я думаю, что будет справедливо попросить у Вас на 100 франков больше, и тогда получится разница в 300 франков, как раньше, когда Вы пригласили ее на 1500 франков, а я получала 1200 франков. После четырех лет работы в Вашей труппе я полагаю и надеюсь, что Вы сделаете это для меня, особенно поскольку месье Григорьев обещал, что на будущий год у меня будут места намного лучше. Мне совсем не хочется возвращаться к тому, что я ему сказала, но я уверена, что Вы понимаете, что все, что я слышала с тех пор, имеет очень большое значение; поэтому не считаю, что будет честно, если я буду получать настолько меньше, чем остальные артистки, и Вы не можете себе представить, как много для меня будут значить эти дополнительные 100 франков. Я очень надеюсь, что Вы дадите их мне, – и что Вы прекрасно проведете время на отдыхе.
P. S. Я беру уроки русского языка![703]
Зарплата была не единственной сферой, где Дягилев использовал конкуренцию, чтобы сохранить контроль над работниками. При расстановке имен на афише он мог проявить благосклонность к одному танцовщику за счет другого, таким образом вызывая вспышки эмоций, которые мог обернуть себе на пользу. Неизвестно, получила ли Коксон свою «прибавку» в 100 франков. Но на будущий год она пришла в ярость, узнав, что ее имя исчезло с афиш лондонских спектаклей труппы, а вместо нее были указаны русские артистки. С присущей англичанам прямотой она потребовала справедливости – и оказалась без работы. Это была еще одна из жертв дягилевской «чистки», прошедшей в том году[704]
.Дягилев и другими способами разжигал конкуренцию между танцовщиками, чтобы сократить расходы и упрочить свой авторитет. В этот период никто из звезд его труппы не засиял так ярко, как Нижинский или Карсавина, и ни один хореограф – включая Джорджа Баланчина, который с 1924 года стал у Дягилева постоянным балетмейстером, – не пользовался полным доверием импресарио и не располагал труппой, готовой выполнять все его указания. В танце, так же как в живописи и музыке, Дягилев стал выбирать своих новейших звезд из числа новичков, жертвуя уже устоявшимися репутациями отдельных солистов во имя еще не испытанных молодых танцовщиков.