Русский балет Дягилева

За те двадцать лет, что Дягилев провел у руля Русского балета, он преобразовал искусство и политическую экономию балета, завещав будущему большое собрание постановок и ряд образцов театральной организации. К этим двум наследиям нужно добавить и третье, не менее значительное – публику, которая приветствовала и поддерживала его антрепризу. За время, прошедшее с 1909 по 1929 год, Дягилев создал новое сообщество поклонников балета. Сообщество это никогда не было монолитным, оно состояло из гибких образований, которые различались от города к городу и изменялись с течением времени. Разные аудитории Дягилева заложили основу будущей балетной публики. Но даже для своего времени эти собрания богатых, влиятельных, образованных, известных и талантливых людей были выдающимися. Они играли в жизни антрепризы Дягилева различные роли – от покупки билетов до организации рекламы, и именно они создали марку Русского балета, которая не имела себе равных в истории танца XX века. Их присутствие среди широкой публики определяло образ труппы в обществе, а закулисное влияние всех этих персон оставило свой отпечаток на выборе репертуара: в каждый отдельно взятый момент сущность Русского балета хотя бы частично отражала сущность его искушенного зрителя. Наконец, публика, созданная Дягилевым, дает объяснение той быстроте, с которой Русский балет переместился в центр театральной жизни Запада, и тому интересу, который удерживал труппу в этом центре большую часть ее двадцатилетней истории.

Конечно, хореографическое искусство существовало в столице Франции. Даже в годы своего упадка балет в Парижской опере и – в меньшем объеме – в Опера-Комик имел финансовую поддержку. Художественная его сторона, однако, переживала спад. Отнюдь не много ярких постановок украсило в то время балетный репертуар, и еще меньше известных композиторов снизошло до того, чтобы писать балеты. Танцовщицы, которым раньше уделялось большее внимание, чем танцовщикам-мужчинам, оказались в таком же приниженном положении, как и само искусство, которое они олицетворяли. Вызывавшие жалость, пренебрежение и вожделение, они несли на себе двойное клеймо – низкого происхождения и непристойности, которая традиционно ассоциировалась с балетом. Действительно, для abonnés – группы богатых владельцев лож, которые имели доступ в Foyer de la danse[713] и к театральному руководству, – Опера была чем-то вроде феодального поместья, населенного женщинами заповедника, предназначенного для охотника, ведомого страстью. «Опера, – писал в 1910 году Арнольд Беннетт, – великолепная добыча для высокопоставленных лиц. Если такой чиновник захочет вечером поразвлечься или найти себе любовницу, Опера всегда в его распоряжении. Foyer de la danse – самый восхитительный сераль на всем Западе, и предназначен он для правительства и для владельцев лож»[714]. В начале XX века балет во Франции был «деклассирован» – как в общественном, так и в художественном смысле, изолирован от основной линии развития культуры и находился под покровительством самой обывательской части мужчин из высших слоев общества. То, что в 1914 году это было уже не так, говорит о дягилевском гении и тех невероятных изменениях, которые он привнес в сознание поклонников избранного им искусства.

Создание новой балетной публики началось в действительности еще до прославленного сезона 1909 года. Парижские начинания Дягилева 1906–1908 годов обычно упоминаются лишь вскользь. Но с самого начала эти внушительные проекты – Выставка русского искусства в 1906 году, серия концертов русской музыки в 1907 году и постановка полной версии «Бориса Годунова» в 1908 году – завладели умами Парижа. В те годы Дягилев приобрел множество поклонников, и число их постоянно росло, становясь зачатком той образованной элиты, которая была основной частью его публики вплоть до начала войны. Одновременно с этим он собрал группу влиятельных критиков, публицистов и меценатов, которые посещали одно за другим его русские мероприятия и в конечном итоге стали поддерживать его балет. Сенсационный триумф Русского сезона 1909 года был результатом и нарастающей волны энтузиазма, вызванного предыдущими успехами Дягилева, и того, что его аудитория постоянно расширялась.