Русский балет Дягилева

В центре этой публики находились дипломаты и высокопоставленные лица, которые направляли дягилевскую карьеру на Западе в самом ее начале, постоянно подчеркивая ее важность и политический характер. За время, прошедшее с выставки 1906 года (которая совпала по времени с государственным визитом Александра Извольского, нового министра иностранных дел России) до Русского сезона 1909 года, присутствие послов, членов Совета министров, влиятельнейших дам, целых российских дипломатических представительств и даже президента Франции Клеман-Армана Фалльера превратило дягилевские мероприятия в торжественные собрания представителей политических кругов. Об этом свидетельствуют списки зрителей и владельцев лож, которые публиковала «Фигаро» – газета, отражавшая интересы всего Парижа. Об этом же говорят, но куда с большим блеском, каталоги и программы спектаклей Дягилева. В них мы можем встретить имена известных личностей, входивших в его комиссию покровителей в 1906, 1907 и 1908 годах: черноокая графиня де Греффюль, прототип прустовской графини Германт и одна из «самых очаровательных женщин в политике»[715] того времени, ставшая председателем комиссии; А. Нелидов и Анатолий Неклюдов, российский посол и российский советник соответственно; близкий к кругам посольства Алексей Хитрово; граф Бенкендорф, царский министр при английском дворе; великие князья Владимир и Павел, а также Аристид Бриан, министр образования и религии. Недавно обнаруженные feuilles de location – листы бронирования мест – на дягилевский спектакль «Борис Годунов» дают уточнения к этой картине: высокие чины, великие князья и сливки русского сообщества не единожды являлись на показ этого образца славянского искусства – они делали это вновь и вновь. В 1909 году враждебность, существовавшая по отношению к Дягилеву в российских придворных кругах, не коснулась всей сети политических и дипломатических интересов. Действительно, как выразился один из наблюдателей, ослепительная генеральная репетиция, которая положила начало карьере Дягилева как балетного импресарио, напоминала «официальную церемонию» сродни инаугурации:

…что-то вроде возвращения России в Париж, новое сплочение союза. Но на этот раз русские прибыли к нам не с кораблями и матросами, желая завоевать нашу симпатию, а с певцами, танцовщиками и декораторами – чтобы завоевать наше воображение.

Месье Пишон, министр иностранных дел, и мадам Пишон занимали центральную ложу вместе с месье Нелидовым, российским послом, и мадам Нелидовой… Если я добавлю, что еще присутствовали и господа Барту [министр общественных работ], Думерг [министр промышленности и торговли Кайю [министр финансов] и Дюжарден-Бометц [заместитель министра изящных искусств], не останется никаких сомнений, что это была художественно-политическая манифестация исключительной важности[716].

Через четыре дня дипломатический корпус аплодировал «знаменитым русским танцовщикам» в Шатле на шикарном приеме, организованном министром иностранных дел[717]. В 1909 году балет получил в наследство влиятельную публику, которая поддерживала ряд дягилевских миссий в сфере культурной дипломатии.