Русский балет Дягилева

«Совмещение функций оперного театра и светского общества» – эта характеристика, данная в той же газетной колонке, представляет нам общую картину дягилевской антрепризы в ее первоначальном лондонском обличье. Картина эта объясняет и молчание интеллигенции в прессе, которое едва ли прерывалось до великолепных дягилевских постановок Русской оперы в 1913–1914 годах, и столь же впечатляющие толки в светских еженедельных изданиях, переполненных рассказами о нарядах, прическах и украшениях владелиц лож, пребывающих в Лондоне во время балетного сезона[789]. Атмосфера привилегированной фривольности, сложившаяся вокруг труппы, была вызвана другим: рекламой вечерних туалетов от Пакен, вееров от Дювельруа, салона красоты «Валаз» мадам Рубинштейн и «пульмановских лимузинов» Остина в памятной программке Коронационного сезона[790]; а также – что было куда более прозаично – ценами на билеты, самыми высокими в Лондоне, из-за чего дягилевские пиршества оказались доступны лишь самому малому числу зрителей[791].

Мода также отражала благосклонное отношение общества к труппе. «С тех пор как в городе появились “Сумурун” и “Кисмет”, все ночи стали арабскими», – язвительно замечал в 1911 году ведущий одной из колонок газеты «Скетч», намекая на экзотические спектакли, наводнившие Уэст-Энд в период первых выступлений труппы Дягилева в Ковент-Гарден. Тем не менее новые яркие цветовые гаммы модных гостиных и тюрбаны, которые красовались на головах законодательниц стилей и вкусов, пришли от Бакста[792]. Его «Шехеразада» вдохновила организацию «Бала арабских ночей», который увенчал своим «восточным великолепием» конец осеннего дягилевского сезона 1911 года и который почтили своим присутствием четверо из виднейших покровителей труппы – миссис Марго Асквит (жена премьер-министра), герцогиня Сазерлендская, миссис Альфред Литтелтон и леди Хорнер[793]. В разгар сезона на Лондон обрушилась волна карнавальных представлений, породивших своего рода индустрию костюмов гурий и отделанной мехом крестьянской одежды и вызвавший наплыв живых картин на темы, связанные с балетом и роскошной жизнью. На Балу пантомимы в 1912 году миссис Асквит сияла в наряде «Русской народной сказки»; на маскарад под названием «Русский двор» на Версальском празднестве 1913 года супруга британского посла выписала платья из самого Петербурга; девушки из высшего общества, такие как леди Диана Маннерс – больше известная как Диана Купер, – надевали балетные туфли и учились походке «русских крестьянок», и вскоре на страницах «Инглиш ревью» появились пародии, высмеивающие их безоглядную преданность дягилевским образцам[794]. Воистину – именно благодаря моде звезда Дягилева оказалась в центре театрального и общественного небосклона.

Привилегированные слои, однако, имеют множество сторон, и в пестрой толпе, среди тюрбанов и накрахмаленных манишек, внимательный взгляд может выделить неуловимые различия в их чертах. Из светских колонок газет, из строк в обзорах, где перечислялось, кто посетил ту или иную премьеру, из опубликованных списков абонентов и из воспоминаний современников складывается вполне определенная картина дягилевской публики. «Мне приходят на ум три темы для разговора, – говорит Мартин девушке из светского общества в романе Вирджинии Вулф “Годы”, – скачки, Русский балет и… Ирландия»[795]. Обезоруживающе кратко писательница называет три главных вопроса, занимавшие умы королевского двора, светского общества и парламента – основы руководящих кругов и столпов дягилевской публики времен Георга V.

Парижская публика Дягилева не испытывала недостатка в титулах, однако в Ковент-Гарден на балетных спектаклях стали бывать даже члены королевской семьи. Многие годы клан многочисленных потомков королевы Виктории появлялся в королевской ложе, сообщая дягилевским постановкам отблеск роскоши Мариинского театра. Среди зрителей, списки которых исправно публиковала колонка «Таймс» «Придворный циркуляр», были сам король Георг, его ближайшие родственники, а также многочисленные немецкие, греческие и русские кузены. В лице королевы Александры, принцессы Баттенбергской, принцессы Луизы, герцогини Аргайльской, и португальского короля Мануэля «Русский Императорский балет», как Дягилев поначалу представил свою труппу в Англии, приобрел приверженцев королевских кровей. Все они, отмечалось в журнале «Дансинг таймс», были «постоянными посетителями Ковент-Гарден» зимой 1913 года, когда на балетных вечерах «едва ли можно было отыскать свободное место»[796]. Список абонентов трех сезонов Большой оперы и Русского балета, устроенных Бичемом в 1913–1914 годах, возглавлял недавно свергнутый король Мануэль, известная фигура в светских кругах. Среди прочих коронованных владельцев лож были великий князь Мекленбург-Стрелиц и сербский князь Павел, а на следующий год – принцесса Коннаутская и великий князь Михаил из России[797].