Русский балет Дягилева

Имена Штрауса и прочих немцев, которые фигурировали в репертуаре Бичема, тем не менее не объясняют заметного изменения в составе публики 1914 года, что вновь и вновь отмечают критики того времени. Та сила, которая создавала иллюзию единства английской публики, не сводилась ни к Штраусу, ни даже к триумвирату Павлова – Нижинский – Карсавина, кумиров, стоящих на главном месте в воспоминаниях о первых дягилевских завоеваниях. Причина кроется скорее в величественной фигуре Федора Шаляпина, который в ролях Бориса Годунова, Ивана Грозного и других эпических героев русской оперы демонстрировал искусство и репертуар, совершенно незнакомые Лондону. «Кто сможет забыть лицо Шаляпина в роли Кончака в “Князе Игоре”?» – вопрошал в 1916 году Уильям Батлер Йейтс[823]. Наверняка немногие. «В истории большой оперы в Англии, – писал обозреватель газеты “Скетч”, подводя итог своим впечатлениям от бичемовского “Сезона русской оперы и балета”, – лето 1913 года будет запечатлено как annus mirabilis[824]»[825].

Ошеломляющий успех «Бориса Годунова», «Хованщины» и «Князя Игоря» в 1913 году не просто разжег у зрителей интерес к русской опере. Он существенно изменил курс дягилевской антрепризы, направив ее от хореографических экспериментов в более спокойные воды – к оперным постановкам. Исследователи балета обычно относили холодность лондонской публики по отношению к «Играм» и «Весне священной» на счет британской закоснелости и консерватизма. Мнения такого рода совершенно не учитывают тот безграничный энтузиазм, с которым публика встретила оперные постановки Дягилева, и то, в какой степени контраст между двумя главными лицами в репертуаре повлиял на восприятие зрителями новой хореографии Нижинского. Один обозреватель писал:

О балетах можно сказать лишь немногое: они сохраняют свою привлекательность и исполняются с большим мастерством и энтузиазмом. От чего они страдают… так это от того, что эти балеты не способны произвести впечатление, сравнимое с впечатлением от оперы. Мусоргский и Римский-Корсаков в исполнении г-на Шаляпина и его… соотечественников создали у публики такое глубокое впечатление, что все остальное, даже очень хорошее, отходит на второй план[826].

Этому критику еще стоило увидеть «Весну священную». Но даже «дикий», «отвратительный» балет Нижинского, столь жестокий в своем отсутствии «изящества» и далекий от «красоты» и «очарования»[827], не мог стереть необыкновенное впечатление, оставленное «Борисом». По просьбам зрителей в программу был включен дополнительный показ этой оперы, а обозреватели все энергичней упражнялись в красноречии, восхваляя вокал и драматический дар Шаляпина, убедительность хора, актерская игра которого превосходила все существовавшее в то время на сцене, а также реализм, который в сочинении Мусоргского порывал с романтическими оперными условностями. В довершение всего, критики возвещали восход новой звезды в истории оперной сцены. «Мы живем в эпоху перемен; старые условности исчезают одна за другой… Долгое время все шло к революции, и может быть, именно этот небольшой сезон русской оперы в Друри-Лейн займет свое определенное место в анналах оперной истории»[828]. Забавно, что у руля революции, так сильно потрясшей лондонский театральный мир в 1913 году, стоял скорее Мусоргский, чем Стравинский.

Дягилева такая ситуация отнюдь не смущала. В 1914 году он охотно пожертвовал репертуаром Нижинского и, вооружившись миллионами сэра Джозефа Бичема в качестве гарантии, обрушил на Лондон целое нагромождение оперной роскоши: постановки «Князя Игоря», «Майской ночи», «Соловья», «Золотого петушка», «Бориса Годунова», «Хованщины», «Ивана Грозного». «На следующей неделе, как и сейчас, когда я пишу эти строки, – отмечал 17 июня один обозреватель, – Друри-Лейн объявит монополию на внимание зрителей – не потому, что Ковент-Гарден не удается показывать хорошие оперы в большом зале, а потому, что Друри-Лейн демонстрирует новые постановки одну за другой. Любители оперы еще никогда не видели такой роскоши, а ведь кроме оперы, там есть еще и балет»[829].

Поскольку среди новинок сезона числились «Мидас», «Бабочки», «Дафнис и Хлоя» и «Легенда об Иосифе», неудивительно, что балет оказывался на втором месте. «Таймс» объявила постановку «Мидаса» неудачей: