Русский балет Дягилева

Повсюду были заметные изменения… Фрейд, Резерфорд и Эйнштейн работали над тем, чтобы произвести революцию в нашем знании и во Вселенной… В литературе, казалось, было угрожающее затишье, обещавшее бурю – ту бурю, которая через несколько лет должна произвести на свет «В поисках утраченного времени», «Улисса», «Пруфрока» и «Бесплодную землю», «Комнату Джейкоба» и «Миссис Дэллоуэй». В живописи был самый разгар революции, осуществленной Сезанном, Матиссом и Пикассо… В довершение всего, вечер за вечером мы собирались в Ковент-Гарден, зачарованные новым искусством, которое было откровением для нас, невежественных британцев, – Русским балетом в лучшие годы Дягилева и Нижинского[844].

Вновь и вновь упоминания о русских артистах дягилевской труппы встречаются в описании «калейдоскопического сна» первых шести месяцев, проведенных Вулфом в Лондоне. В Ковент-Гарден «дружба прежних лет соединилась с прелестями лондонской жизни»[845]; здесь собирался кружок Блумсбери, и под мелодии Шумана и Римского-Корсакова душа наполнялась романтикой:

Русский балет на время стал в Лондоне центром интересов как светской публики, так и интеллигенции… каждый вечер можно было пойти в Ковент-Гарден и встретить… людей, которых любишь больше всего на свете, не менее растроганных и восхищенных, чем ты. За всю мою долгую жизнь в Лондоне это был единственный пример, который я могу припомнить, чтобы интеллигенты каждый вечер шли в театр, на оперу, на концерт или другое представление, как это бывало, думается мне, в Байрейте или в Париже[846].

Осенью 1911 года Ковент-Гарден привлекал зрителей не только показами «Шехеразады», «Карнавала» и «Лебединого озера». В этом сезоне русский балет чередовался с операми вагнеровского «Кольца Нибелунга», и в октябре Вулф приобрел место в ложе на «Золото Рейна», «Зигфрида», «Гибель богов» и «Валькирию». Рядом с ним сидели Руперт Брук, Адриан и Вирджиния Стивен, а также Саксон Сидни-Тёрнер, вагнерианец в рядах Блумсбери. Как это произошло с респектабельной публикой Дягилева и его приверженцами среди признанных писателей[847], опера привела группу Блумсбери и к балету.

Несмотря на то что Квентин Белл, биограф Вирджинии Вулф, преуменьшает увлечение писательницы творчеством Маэстро из Байрейта, она все же разделяла моду на Вагнера, которая так сбивала с толку, по мнению Леонарда, «зрителей Русского балета»[848]. В мае 1908 года она «настолько ужасно пристрастилась к опере и немецкому языку», что у нее едва бы нашелся свободный вечер, чтобы прийти на чай к Литтону Стрэчи. В феврале следующего года некий мистер Илчестер послал ей билет на «вагнеровскую оперу», и несколько дней спустя она вернулась «наполовину немой», проведя «целых шесть часов» на очередном спектакле. В августе 1909 года вместе с братом Адрианом она совершила путешествие к вагнеровской святыне – в Байрейт[849]. Лишь в 1913 году действие одолевавших ее чар рассеялось. «Мы приехали сюда десять дней назад, чтобы посмотреть “Кольцо”, – писала она Катерине Кокс 16 мая 1913 года, – и я могу заявить, что никогда больше на него не пойду… Мои глаза и уши утомлены, мозг будто расплавился… О тот грохот, тот пыл и та кричащая сентиментальность, которые прежде увлекали меня, а теперь оставляют меня совершенно равнодушной! Кажется, что все уже пришли к подобному мнению, но многие притворяются, что все еще в это верят»[850].