Русский балет Дягилева

Аура аристократичности в еще большей степени сгущалась вокруг Русского балета в другом пристанище Дягилева на континенте – в Монте-Карло, и притом что «голубой экспресс» мчал художников к Дягилеву, он также высаживал их в Каннах и Ментоне, в Ницце, на мысе Антиб и в самом Монте-Карло, зимовке венценосных и титулованных космополитов и «специальных корреспондентов», рассылающих по домам отчеты о своем времяпрепровождении. Глядя на их фотографии в свежем номере «Таймс», лондонцы воображали, что и они вот так же потягивают аперитивы на свежем воздухе, прогуливаются сами или выгуливают своих четвероногих питомцев вдоль Променада, посещают парный женский турнир с участием Сьюзан Ленглен в Каннах. Начиная с ноября они могли обозревать колонку «Заметки с Ривьеры», сообщавшую не реже двух, а иногда и чаще, четырех раз в неделю новости о вновь прибывших, о пышных обедах и концертах. И на протяжении всей зимы они могли регулярно узнавать подробности таких «поучительных» сюжетов, как цветы Средиземноморского побережья, гольф, погода, цены, моды, календарь общественных и спортивных событий и, конечно, информацию о все больше разрастающейся популяции отдыхающих[970].

«Фигаро» была так же щедра, как и «Таймс», на размещение материалов о происходящем на Ривьере, хоть и не стремилась публиковать фоторепортажи. Почти каждый день в течение зимы 1922/23 года в рубрике «Фигаро в краю солнца» (Le Figaro aux pays du soleil) она на доброй половине газетной полосы публиковала вести с южного курорта: календарь событий, список прибывающих и даже результаты теннисных матчей. Имя Дягилева упоминалось редко – сам он по обыкновению держался в тени, – но имена его танцовщиков мелькали часто: заметки о балетах, включая имена главных исполнителей, появлялись в колонках «Фигаро» накануне премьеры в Монте-Карло. «Фигаро», в отличие от «Таймс», игнорировала толпы искателей удовольствий, опустошавших однажды избранные места; газета скорее подчеркивала разнородность общества на Ривьере. «Рождество и новогодние праздники, традиционно отмечающие открытие большого сезона на Ривьере, были особенно блестящими в этом году, – сообщалось на первой странице “Эко” 9 января 1923 года. – Ежедневно аристократия Европы встречается в концертах… или на балетах и опереттах, или на вечерах в Hôtel de Paris. Сплошной вихрь элегантности всегда и везде»[971]. Это и была та самая «элегантная публика», которая рукоплескала дягилевским звездам на открытии их ежегодного апрельского сезона[972].

Близость к княжеской семье – а после свержения с престола династии Габсбургов Гримальди оказались старейшим в Европе правящим домом – усиливала привилегированную атмосферу, окружавшую Русский балет. Труппа танцевала на дне рождения правящего князя и по случаю других национальных праздников, развлекая гостей во время дворцовых ужинов, наслаждаясь в течение сезонов покровительством принцессы Шарлотты, истовой балетоманки, бравшей уроки у Любови Чернышевой и посещавшей утренние занятия труппы в классе[973]. Хотя Монте-Карло и было в ближайшем соседстве с Францией, но в те годы княжество скорее походило на респектабельный квартал Уэст-Энда. («Лондонский Тауэр заменил Вавилонскую башню», – острил корреспондент «Фигаро» на Ривьере, обыгрывая буквальный перевод: «Тауэр» – «башня»[974].) На ужинах и гала присутствовали многие из тех, кто гарантировал Дягилеву финансовую поддержку до войны: король Мануэль, герцог Вестминстерский, принцесса Плесская, леди Михельхам, и это лишь их малая часть, – а также покровители, сделавшие беспрепятственным возвращение его труппы в Англию. Действительно, без преувеличения можно сказать, что Монте-Карло сцементировало отношения Дягилева с триумвиратом британцев – герцогом Коннаутским, виконтом Ротермиром и леди Кунард, – стоявшим за его сезонами в середине и конце двадцатых годов.