Русский балет Дягилева

Эстеты выдвигали претензии на более экзотическое наследство… романтиков – Англии Оскара Уайльда, Франции Бодлера и Верлена. Большинство эстетов было смутно настроено просоциалистически, пропацифистски и [о, ужас] против стрельбы, охоты и рыбной ловли… Они беззаботно опрокинули старых незатейливых домашних богов – Англия, Дом, Слава… непререкаемое превосходство Англии над другими расами; они кощунственно называли Бурскую войну… «Скучной войной»[1026][1027].

Одним из таких денди был поэт Гарольд Актон, воплощавший причудливую смесь эстетизма, легкомыслия и социальных привилегий дягилевского «высоколобого» поклонника 1920 годов. Уже в довоенный период Актон поддался волнующему сладострастию «Шехеразады»: «тяжелое безветрие перед штормом в гареме; гром и молния негров в розовом и янтарном; неистовая оргия безудержных ласк… смерть в долго длящихся спазмах пронзительных скрипок»[1028]. Во Флоренции, где его мать, американка, и отец, художник и арт-дилер, жили среди Беренсонов, Доджей и утративших родину великих княгинь, он мельком видел Дягилева, декламировавшего Пушкина в Боболи-гарден, и испытывал смятение перед «аристократичным русским медведем», который вместе с Бакстом нанес визит на их великолепную семейную виллу Ла Пьетра.

С 1918 по 1922-й Актон посещал Итон. Там, среди художественно мыслящих школьных сотоварищей, небольшой группы, включавшей самого Актона, Брайана Хоуарда, Оливера Мессела, Сирила Конноли, Питера Куэннела, Роберта Гаторна-Гарди и Энтони Пауэлла, образовалась та сеть, что окружала Русский балет в середине десятилетия. Мартин Грин написал:

То, за что они выступали в Итоне, в основном был модернизм, понятый как движение против… культуры викторианской и эдвардианской Англии. Они стояли за французскую поэзию – Малларме, Рембо, Верлена и Лафорга, – и за французскую прозу – Пруста, Гюисманса и Кокто, – и за Францию в целом – Париж, за Пуаре и Шарве (производителя лучших галстуков)… Они стояли за американскую поэзию – Элиота и Эми Лоуэлл, и кое-что из Паунда – и за коктейли и джаз. Они стояли за современную живопись – Уистлера и Джона, Пикассо и Гогена. В Англии, как среди людей, так и среди вещей, они стояли, прежде всего, за Ситуэллов. И конечно, они стояли за Дягилева и любого и каждого, связанного с ним[1029].

В Итоне денди резвились под граммофонные записи «Петрушки», «Треуголки» и «Шопенианы» в дальних комнатах местного ювелирного магазина. Они писали поэмы, такие как «Спящая красавица» Актона, посвященная Баксту, или «Жар-птица» Брайана Хоуарда, посвященная Стравинскому, которые публиковали в «Итон Кэндл», глянцевом томе, набитом объявлениями о мастерах по пошиву брюк, серебряных дел мастерах и поставщиках крикетных бит, распродававшемся в день публикации и получавшем хвалебные отзывы от людей, подобных Эдит Ситуэлл[1030]. И при любой возможности они направлялись в Лондон, где их бросающееся в глаза появление на балете вызывало эффект гораздо больший, чем удивление. Один из сокурсников вспоминал: