Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943

Природа словно услышала его. Ночь собрала все свои силы, и темнота на короткое время сгустилась еще больше. Через десять минут на востоке посветлело, и мы почти физически почувствовали зарождение нового дня. Слабые серые сумерки становили все светлее и светлее.

В половине шестого стало совсем светло, и мы увидели прямо перед собой какое-то село. Я решил, что нам следует идти в него, и не ошибся. На снегу вновь стали видны следы, а вскоре появились и солдаты 1-го батальона, выстроившиеся возле полевой кухни за утренним кофе. Слева в низине ползали четыре русских танка, уворачиваясь от выстрелов противотанковых орудий. Они перебирались от одного укрытия к другому, используя складки местности, которая здесь была сплошь покрыта овражками и балками, поросшими кустарником, акациями и группами деревьев, торчавшими, словно щетки, из метрового слоя снега. На противоположной стороне низины располагались прибывшие в Харьков из резерва храбро сражавшиеся пекари и повара, понесшие большие потери. Теперь, увидев, что мы отогнали надвигавшиеся на них танки, они радостно приветствовали нас, махая разными полотнищами.

Через час мы заняли огневые позиции перед вытянувшимся вдоль дороги селом. Хюбл руководил огнем наших орудий. От выстрелов в долине речки Великая Бабка^[89] сотрясалась земля. Стрельба велась по лесу на противоположном берегу реки, в котором закрепился противник. Это был тот самый лес, в центре которого, в 6 километрах от нас, лежало село Великая Бабка, где проходили позиции 3-го батальона.

2-я рота выдвинулась для прорыва, но не смогла продраться через болота и заросли кустарника. Переждав ночь среди деревьев, она двинулась дальше, растрачивая с каждым шагом свой боезапас. 5-я рота, шедшая ей на подмогу, была остановлена разливом реки, так как стояла уже середина марта и под уже жаркими лучами солнца снег начал обильно таять.

Мы уселись позади дома, прислонившись спиной к бревнам, и под теплыми солнечными лучами и журчание ручь ев стали задремывать, задавая себе один и тот же вопрос: неужели пришла весна? Я сказал Эрхарду, что близится мой день рождения – 29 марта.

Интересно, что в это время происходило в лесах? Мы праздно болтались по селу, а в это время кто-то на салазках доставлял солдатам впереди нас хлеб и боеприпасы, поскольку самолеты промахивались, сбрасывая груз над островками леса, где были позиции наших подразделений.

– Экспедиции по джунглям вместе с орудиями невозможны! – ликовал Кальтенбруннер. – Так и так нам придется оставаться здесь!

Мы сами с содроганием думали о такой перспективе и в тиши молились, чтобы Всевышний избавил нас от этого.

– Молись не молись, – заявил Эрхард, – но так долго продолжаться не может. Уже завтра мы будем лежать по уши в грязи, а кто-то – развлекаться с девицами.

Его не оставляли мысли о том, что ему надо найти себе девушку, хотя в России с ее нравами в отличие от легкомысленной Польши сделать это было не просто. Тут появился Хан в полушубке. В его коричневые лакированные сани были впряжены две упряжки.

– Садись! – крикнул он мне. – Я еду охотиться на кур.

Я удивился сначала внешнему виду саней, затем самому предложению и, усаживаясь рядом с ним, заметил:

– Совсем как в феодальные времена. Ты считаешь, что так будет для нас лучше?

Охота Хана заключалась в том, что он поехал на окраину села и заставил каждую крестьянку продать ему курицу за две марки.

– Но куры стоят намного дороже, – заметил я.

– Для России достаточно. Не надо излишне баловать людей.

Как и все швабы, он был несколько скуповат.

– Хан, ты ведь вегетарианец.

– Точно, – рассмеялся он. – Но птица – это не мясо, а дичь.

Признаться, его ответ меня несколько озадачил. Назад мы вернулись с десятью курами, из которых три он продал мне. Вечером они были зажарены. Хозяйка дома по этому случаю даже угостила нас кисловатым на вкус черносливом. Еще бы, ведь днем мы сгрузили у нее во дворе целые санки дров.

Ночью нас разбудил страшный грохот. Это обрушилась верхушка дымовой трубы на крыше. Хозяйка была безутешна. Мы чувствовали себя виноватыми, поскольку понимали, что обрушение явилось следствием нашей излишне интенсивной топки печи. Глина ее кирпичной кладки не выдержала нагрузки. Без лишних слов Фербер принялся за работу, и скоро печь стала как новенькая. Хозяйка осмотрела критическим взглядом печь, а потом заметила, что ремонт был произведен мастером.

– Добре! – громко похвалила она.

– Мы и не на такое способны! – воскликнул Эрхард, обнимая хозяйку. – Ты сама можешь в этом убедиться!

– Будет глупо уходить отсюда, – заявил Кальтенбруннер. – Скоро пойдут дожди и дороги развезет. Опять придется топать по уши в грязи. А тут так тепло и сухо.

Мы получили довольствие на 20 дней вперед. Похоже, что и у нас начальство поумнело до того, чтобы запретить езду по дорогам во время весенней распутицы, как это было принято и осуществлялось в России с давних времен.

– А зачем уходить? – откликнулся Мюллер. – В такую погоду иваны тоже крепко завязнут. Харьков назад они не отобьют.