Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943

В это время мы сидели в доме и занимались дележом продовольствия. Поскольку все измерялось в граммах, нам бы очень пригодились почтовые весы. Эрхард аккуратно разрезал комочки масла на маленькие равные порции.

– Тебе легко говорить, – заявил он. – Днем снегопады сменяются оттепелью, а по ночам подмораживает. Иваны хорошо знают, как использовать эти погодные особенности. Вчера вечером 1-й батальон едва вырвался из котла, который устроили ему русские в лесу.

– Вот и отлично! – воскликнул Мюллер. – Завтра к вечеру они вернутся.

– Будем надеяться, – поддержал его Эрхард и добавил: – Помоги нам Боже!

Я резал хлеб на равные кусочки. Каждый получал по две трети буханки.

– Как вы думаете, – спросил Мюллер, – стоит ли делить конину?

– Зачем сырую? – ответил Эрхард. – Я думаю, сначала мы ее зажарим, а потом разделим.

Мы привыкли помногу есть, что является бедой для каждого солдата, когда он переходит на умеренное питание. Желудок растягивается и требует гораздо больше пищи, чем необходимо для насыщения. Теперь, чтобы прокормить наш взвод, насчитывавший 30 человек, мы забивали по одной крестьянской лошади в неделю.

Село называлось Зарожное. Оно располагалось вдоль двух параллельных улиц, переходивших в долине в главную дорогу. Здесь удобно расположилась наша рота. Крюгер, родом из Силезии, помощник кузнеца по ковке подков нашего взвода, каждый вечер пропадал в расположении обоза, где царило веселье: там устраивали танцы и пели песни под аккомпанемент гитары и балалайки. Перед искушением не смог устоять даже набожный Циппс, который отправлялся туда в сопровождении нового унтер-офицера доктора права Бернгарда из Вены. Они приглашали сельских прелестниц и танцевали до упаду. Если верить Крюгеру, все проходило благопристойно и к всеобщему удовольствию.

Кальтенбруннер в боях за Великую Бабку потерял почти весь свой взвод, и мой взвод, за исключением меня, был послан ему на смену. Хюбл приказал мне остаться, чтобы присматривать за возничими и лошадьми, организовывать снабжение и связь. Он не хотел доверить хозяйство взвода, лошадей и повозки гауптфельдфебелю. Взвод тронулся в путь 2 апреля в 5 часов утра, а в 10 часов прибыл Кальтенбруннер. Как старый солдат австрийской армии, он не переносил, когда честь и слава доставалась пруссакам.

– Это было просто немыслимо! – восклицал Кальтенбруннер. – Продираться вместе с лошадьми и орудиями по глубокому снегу в лесу! Посмотри, что стало с лошадьми!

Его оставшиеся в живых люди походили на изможденных стариков. Это были в основном горнорабочие и крестьяне из Силезии, составлявшие основу бывшего цанглерского взвода. Я видел их всего один раз два года назад во Франции, когда они в течение десяти дней пьянствовали в том же самом погребке, где перепил вина мой приятель Лазарь, о котором уже шла речь раньше.

Я со своими поехал в обоз и расположился в доме с колодцем в комнатах с видом на «партизанскую лощину», где до сих пор стояли два подбитых танка.

Дом с жестяной зеленой крышей был великолепен, самый лучший в селе. Гордостью семьи являлись настенные часы с маятником. У хозяина с негнущейся рукой был сынишка 16 лет, который умел играть на балалайке, и дочка Маруся с искривленными рахитом ногами и добрыми голубыми глазами. В ее руке сидел осколок от разорвавшейся бомбы. Село было отбито нами назад всего за несколько дней до моего появления в доме. А вот Великую Бабку мы вернули себе только сегодня.

Циппс на днях осторожно, предварительно обработав рану септиком, вытащил осколок и теперь каждое утро, аккуратно поддерживая девочку под локоток, чтобы она не поскользнулась на улице, обходя ручьи талой воды, сопровождал ее к доктору на перевязку. По возвращении она гордо демонстрировала отцу сверкающую белизной марлевую повязку, а тот с улыбкой целовал ее.

Девочка показала свою руку и мне. Циппс намазал ее какой-то темно-зеленой мазью, и рана быстро заживала. Запах мази показался мне знакомым.

– Ты что, решил лечить ее мазью для лошадей, посоветовавшись с ветеринаром? – спросил я Циппса, который размещался в одной комнате с Крюгером, нашим лошадиным доктором.

– Да, – ответил он и посмотрел на меня своими всегда готовыми расплакаться глазами. – И лечение, как видишь, проходит успешно. Выбор мазей у меня невелик. Поэтому я намазал русскую мазью от пролежней, которая творит чудеса. Здесь вообще много эвакуированных из прифронтовой зоны с ужасными болезнями и ранами, – продолжил он. – Мне хочется как-то помочь им.