Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

На заимке готовились к пиру горой. Толян уже сторговался с Петровичем, который отдавал нам козочку и половину лося. Выправили надлежащие документы – на тот случай, если нас остановит на обратном пути милиция, – и сделку, согласно охотничьей традиции, теперь предстояло обмыть. Посему на огромной, черной от копоти сковородке дядя Коля-африканер, зажав в углу рта вонючую сигаретку, жарил в каптерке на портативной газовой плитке печень, обильно сдобренную крупно нарубленным луком и черным перцем. Перемешивая печень, он ловко орудовал финским ножом как поварешкой, и я заметил, что на правой руке с лаконичной татуировкой «Раб КПСС» у него не хватает указательного пальца. Поймав мой заполошенный взгляд, мэтр тульского сафари демонстративно потушил о стальную ладонь домусоленную сигаретку и, поигрывая обрубком пальца, мило пошутил:

– Медведь откусил!

За окном сгущалась почти полярная ночь. Толян и Петрович, словно главы двух государств на светском рауте в дни саммита, по-путински вразвалку, торжественно вошли в столовку и ввели за собой свои команды.

На столе наподобие чугунка для поджаривания грешников чернела необъемная сковорода. У электрической печки восторженно отогревался Серега, развернувший розовым веером пальцы ног. Рядом, на колченогой тумбочке, водрузили спешно промытые граненые стаканы и китайские чашки в яркий горошек с отколотыми ручками. В газетном кулечке доставили алюминиевые ложки и вилки, все жадно их расхватали: какой добытчик без оружия? Когда я вгляделся в доставшуюся мне выщербленную ложку, то с удивлением обнаружил на ней надпись-наколку выдолбленную, видимо, в качестве завета грядущим поколениям финкой кого-то из предшественников-охотников. «Лови, сука, мясо!» – любезно рекомендовал безымянный доброжелатель.

И пир победителей пошел горой! Знак к его открытию подал, естественно, Петрович, который поднял китайскую чашку с водкой и прокричал незнамо отчего на чисто мандаринском наречии:

– Кампай!

«Беленькая» оказалась, надо признать, весьма кстати. Ее пили и за охоту вообще, и за егерей поочередно, и особо за Толяна как за главного спонсора мужской забавы, и лично за премудрого Петровича, и даже за выжившего в снегах, несмотря на капризы суровой природы и полное отсутствие рейтуз и кальсон, Серегу… Печень же дяди Коли-африканера, как и следовало ожидать, вызвала у публики бурный гастрономический фурор. Пригревшийся у калорифера, окончательно вернувшийся к жизни, умиленный Сережа мурлыкал, как кот, щурясь на лампу без абажура:

– Ей-богу, мужики, я в жизни ничего вкуснее не пробовал!

С ответным тостом не преминул выступить и братан Толян. Он запоздало рассмотрел счет, выставленный ему за дичь прехитрым Петровичем, и несколько припух от многозначности суммы. Тем не менее до конца остался истинным олигархом. Выдохнул с хрипотцей:

– Пусть бабло победит зло!..

А потом Петрович взял с топчана тульскую гармошку-трехрядку – и понеслось в темноту жизнеутверждающей россыпью: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!..»

Зверятина была разрублена по увесистым кускам и разложена в багажнике Слона по четырем черным мешкам, в каких обычно выбрасывают мусор. Наша охотничья добыча! Больше всех загрузился Сережа; он решил взять с собой еще и мослы лося и его голову. Как объяснил Серега:

– Для студня все сгодится. Особенно – мозги и губы… Надо только паяльной лампой волосы спалить…

Честно говоря, мне почему-то не хотелось брать мою долю: помимо экологических угрызений совести, недобрые предчувствия мучили меня. И не напрасно. Жена, увидев, как я поутру вхожу в дверь, опираясь на лосиную ногу, решительно отказалась впускать меня в дом, и мне пришлось сложить мясо в снегу на балконе. Никто у нас в семье так и не решился ни приготовить его, ни съесть. Всю дичь я в конце концов раздал под Рождество друзьям и знакомым…

Впрочем, это будет потом, позднее. А пока мы мчались по направлению к Москве по невидимой дороге, вновь вверив свои маленькие и кровожадные жизни Юре с его специальными, шпионскими навыками вождения.

Одну бутылку «Беленькой» нам удалось с собой заначить, и братан с Серегой не без моей спорадической помощи быстро водку оприходовали. Меня это не пугало: и на сей раз не пропадем! Земля круглая – сполземся!.. Толян первым отвалился на спинку сиденья и басовито захрапел, чуть запоздав, его поддержал тоненькой фистулой Сережа. Если руководитель нашей экспедиции спал плотно и основательно, Серега вскрикивал и всхлипывал во сне, а однажды, как мне показалось, вскинулся и даже проснулся. Правда, быстро опять забылся под убаюкивающее урчание Слоновьего мотора, Сережа только произнес совершенно внятно, не по-сонному:

– Мы рождены, чтобы сказку сделать… – И, словно извиняясь, уточнил: – Сделать пылью…