Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

Ну, думаю, что-то опять натворили, черти полосатые. Так оно и есть. Бесколхозные колхознички, наконец-то получившие у меня работу, так на радостях перепились, что перепутали на тумблере доилки плюс и минус и закачали в мою Милку… вчерашнее молоко!

Лечу в деревню спасать корову, которая раздулась, как клещ на псине. А мужики опять ноют:

– Молоко киснет. Куда нам его девать-то?

– В школу отдайте.

– Дык у нас в округе ни одной школы днем с огнем нету. Семей с детьми в деревнях не осталось…

– В детский сад отдайте.

– Дык его еще в начале девяностых закрыли… Мы ж тебе, Борисыч, толкуем: у нас в округе, как головой ни верти, а детей нет.

– Черт вас побери, тогда масло делайте! Творог, в конце концов!.. Сметану! Кефир…

– А у нас сепаратора нету… Пришли, Борисыч, сепаратор из города!

Ну что за народ такой! То понос у него, то золотуха!.. Посылаю водителя в специализированный магазин за израильским сепаратором, покупаю, отсылаю его колхозничкам. В общем, все старики в моей деревне теперь при твороге и при масле. На майские праздники я решил проведать мою коровку, узнать, как у нее самочувствие. Приезжаю в деревню, а ко мне мужики вприпрыжку бегут:

– Борисыч, купи корову!

– ?!

– Купи, не пожалеешь. Дешево!

– Да зачем она мне? Еще одна!

– Дык все равно без кормов у нас подохнет… А так хорошая коровка, правда, нетельная. Но на мясо сгодится.

– На хрена мне столько мяса?

А деды в ответ:

– Ну, ты даешь, Борисыч! Тыж банкир. Мы тебе верный бизнес предлагаем, а не какой-нибудь там дохлый менеджмент… Купишь у нас задешево, а продашь кому-нибудь задорого. Нечай не понял?! Это ж бизнес!

Ну, купил я эту буренку. Пожалел ее… Забивать не стал. Пусть так пока что ходит, жирок нагуливает. Вот и мычат они у меня дуэтом, две подружки. А скоро будут и втроем: буренка-то моя оказалась тельной! Скоро прибавления ждем. Роды я сам буду принимать: каждый мужчина в душе гинеколог Разве не так? Бычка еще откормим… Послушай, все-таки зря Горький написал «Муму» про собаку, надо бы было про корову…

Мой друг взял мобильный телефон и набрал номер персонального водителя:

– Коль, принеси-ка мне из машины мой альбом!

Вскоре в высокий кабинет вошел подчеркнуто учтивый, затянутый в костюм темных тонов шофер и принес пухлый альбом. Виктор любовно смахнул с него пыль и принялся листать страницы, сопровождая это трогательным присюсюкиванием:

– Вот она, наша красавица датская! Вот она, наша звездочка айширская!.. Тю-тю-тю!..

На каждой фотографии, любовно уложенной под целлофан, была запечатлена в задумчивой позе черная, в крупных белых пятнах корова с едва заметными сучками рожек. В анфас, в профиль, сбоку, сзади… Особенно много было фоток, снятых с позиции «спереди снизу вверх» – как часто изображают полуобнаженных моделей в глянцевых мужских журналах.

– А вымя-то какое роскошное, посмотри! Чистый пятый номер! Царское вымя! Что твоя Мерилин Монро! – продолжал, тая, как плавленый сырок, мой товарищ. – Однажды целовался с женой и поймал себя на мысли о том, что у нее язык, как у коровы: шершавый. Я даже жену теперь иногда, в приступах нежности, «моей коровкой» называю. Ленка, конечно, сперва обижалась, обзывала меня в отместку «зоофитом». А теперь ничего – пообвыклась… Нам с женой фермерское дело больно уж за последние месяцы по душе пришлось. Только имя буренке я решил изменить: Милка – это воинствующе банально. Да и на марку швейцарского молочного шоколада с коровой мертвецки лилового цвета на обертке похоже. Не корова, а магазин «Метро».

– А ты назови ее на французский манер: Вашкири, – предложил я. – Что означает: корова, которая смеется. Весело-сердито!

– Как французский плавленый сырок? – сообразил мой приятель, не раз отдыхавший с женой на Лазурном берегу и в Куршевеле. – Нет, такого гламура нашим азиатам и в жизнь не понять. – Виктор озабоченно потер подбородок: – Тут на днях был на рынке, а там гаврила выставил на прилавок молочные продукты. На одном из сыров написано: «Лаваш Кире». Ну что тут скажешь! Монгол шудан сплошной!.. К тому же «Вашкири» не пойдет из-за того, что корова все-таки не нормандской породы, а датской. Тип, так сказать, нордический… Лучше пусть будет Валькой, уменьшительное от Валькирии. Не правда ли, красиво?

– Правда, – согласился я. – И, самое главное, символично…

Года через полтора после этого разговора мы с Виктором опять столкнулись на очередном светском рауте.

– Ну, как твои рогатые подружки? – игриво начал я.

Однако Виктор был серьезен как никогда:

– С Валькой все в порядке. А вот с Леркой есть отдельные проблемы.

– С какой Леркой? – не понял я.

– Так у нас телочка родилась, – расплылся в отеческой улыбке товарищ-банкир. – Я назвал ее Валерией… Только не думай, будто это из-за любви к певице. Нет – в честь начальника отдела кадров нашего банка. Попросту: Леркой.

– М-м-м!… – растерялся я, совсем не готовый к развернутой беседе на животноводческие темы. И глуповато-опрометчиво добавил: – Ну, и как?