(12) [Римлянин—о похищенных сабинянках]:—
(13)
(14)
(15) /Соля
(17) Что
• Что
(18)
(19) [О команде, которая лишь чудом избежала поражения]
(20)
(21) [Нерон]
(22)
(23) ...в
Казалось бы, приведенные примеры (не говоря уж о хрестоматийных гоголевских шароварах, в которых «можно бы поместить весь двор с амбарами и строением») убеждают в безграничности преувеличений. Это, однако, не так И. Мандельштам [1902], кажется, первый подметил, что и гипербола должна знать меру. По его мнению, в примерах из Сервантеса и Рабле «юмор почти исчезает вследствие крайности преувеличения: “если бы не несколько глотков хорошего вина, взятые мною, желудок высох бы до такой степени, что как нитку меня можно было бы продеть через иголку”»; «Рабелэ завидует господам, не нуждающимся в портных; “у них уши так велики, что одно можно превратить в панталоны, сюртук и жилет, а из другого легко сделать шинель”. Смеха это место не вызовет, вследствие преувеличения искажения» [Мандельштам 1902: 309]. Где же проходит граница допустимого? Почему приводимые Мандельштамом гиперболы действительно трудно признать удачными, если допустимы даже «шаровары шириной в Черное море»? Дело, видимо, в том, что приведенные нами гиперболы имеют количественный характер, это количественные преувеличения, тогда как гиперболы Сервантеса и Рабле включают действие — настолько фантастическое, что его трудно себе представить.
Е. А. Земская одна из первых обратила внимание на проблему гиперболизации в русской речи [Земская 1959; РРР 1983]. Интересные наблюдения, иллюстрируемые примерами, приводились также в работах других авторов (см. о них [Крысин 1988]). Однако специальное рассмотрение этого вопроса началось в русистике только в конце 80-х годов, в работах Т. В. Шмелевой [1987] и JI. П. Крысина [1988].
В работе Т. В. Шмелевой рассматриваются специальные показатели преувеличения и непреувеличения — около двух десятков единиц.