Русский иероглиф. История жизни Инны Ли, рассказанная ею самой

Но это всё были мирные споры, между своими. А вовне нарастала вакханалия. Дальше стали выискивать так называемых предателей. Под подозрение попали все, кто прошел через гоминьдановские тюрьмы: они же не просто так уцелели, наверняка их пощадили за предательство, за измену делу партии. Отец, слава богу, в гоминьдановской тюрьме не сидел, ему хватило советской. Но так как в 1920-е – начале 1930-х годов он был связан практически со всеми сидельцами, к нему потянулись группы хунвейбинских следователей, которые приходили и требовали, чтобы он рассказывал “всю правду”. Он держался мужественно, старался говорить аккуратно, чтобы никого не подвести, – в то время это было очень смело. Но ему это далось тяжело, он слабел. Мама вспоминает, что в начале 1967 года отец ей сказал: “Лиза, если бы это было в Советском Союзе, нас бы уже давно арестовали”. Мама на него посмотрела внимательно и поняла, что он действительно допускает такой поворот событий, хотя время арестов еще не пришло, спецслужбы особо не вмешивались, в основном все делалось руками масс.

Когда я приезжала домой, он лежал у себя в спальне. Иногда выйдет, что-нибудь поест, опять ляжет. Один раз я ему помогла переписывать какие-то письма наверх. Кому он только ни писал – больше всех Чжоу Эньлаю. Но все равно с весны 1967 года у нас дома постоянно проходили обыски – к счастью, в мое отсутствие. Приезжали не только из отцовского учреждения, но и из каких-то других подведомственных организаций. Любая официальная институция могла тогда под лозунгом революционной необходимости явиться к кому угодно и начать обыск. То есть царил полный беспредел. Хуже всего было, кстати, когда приезжали рабочие. Они действовали грубо, всюду рылись, искали шпионские инструменты, средства связи.

Мама вспоминала, что однажды заехали на грузовиках прямо во двор. Входят группой, велят родителям сидеть в гостиной и ждать результатов обыска. Обнаружили книжки на русском языке, услышали, что мама с отцом переговаривались по-русски. Приказали: “Не сметь говорить на языке ревизионистов”. Мама не выдержала: “На языке ревизионистов? А на каком языке Ленин говорил?” Тут они уже не могли ничего возразить.

Другая группа рабочих добралась до кухни и обнаружила там кухонный комбайн, который маме одна ее коллега привезла из Чехословакии. В Китае ни у кого таких комбайнов не было.

– А! Нашли. Рация.

К счастью, повар был на кухне.

– Вы что, ребята? Какая рация?

Они возмутились:

– Ну как же! Что это, если не рация?

– Так это же просто мой кухонный инструмент. Я на нем работаю.

– Можешь поклясться, что это не рация?

– Слово коммуниста даю. Ли Ша даже не умеет обращаться с комбайном. Только я один им пользуюсь.

В общем, поверили. Но зато забрали некоторые игрушки. Например, нам в свое время привезли гэдээровскую куклу с закрывающимися глазами. А поэт Эми Сяо, который ездил по приглашению Пабло Неруды в Чили, подарил мне куклу в чилийском наряде. Тоже с закрывающимися глазами. Рабочие вытащили этих кукол из шкафов, сказали: “О, буржуазные какие”. И как доказательство полной развращенности Ли Лисаня и его семьи увезли.

Но куклы что, они же мертвые. А вот наш фокс-терьерчик Крошка… В одном из дацзыбао напишут, что семья Ли Лисаня полностью обуржуазилась: завела для домашней собачки отдельный матрасик и поит ее молоком! В то время как народ живет впроголодь, экономит на всем. Обвинение грозило папе, да и всем нам такими последствиями, что пришлось вывезти Крошку и оставить возле дороги, чтобы ее кто-нибудь подобрал. Как мы рыдали…

Все шло по нарастающей и достигло апогея в конце мая того же 1967-го. Я была в институте, сидела на одном из бесконечных общих собраний. И вдруг мне сзади передают листок: “Ли Инна, ты это читала?” А тогда производство листовок было уже поставлено на поток, их даже печатали в типографиях. Смотрю: это сообщение о встрече массовых революционных организаций отцовского учреждения с одним из руководителей группы по делам “культурной революции”. Не главным, но весомым. И руководитель говорит борцам: вы ошиблись в направлении удара. Вы направили острие борьбы против своего первого секретаря. А должны были направить на Ли Лисаня. Они возражают: он уже мертвый тигр. А тот настаивает: нет, он живой тигр. Он советский шпион. И жена у него советская шпионка. И вы должны ими заняться.