Русский Хоррор

Сюжеты о страшной повседневности. Связь с жуткими сказками старины и новым временем, которое пугало. Экзистенциальный ужас

Заимствование мастерами разных направлений идей друг у друга, безусловно, приводило к размытию первых. Набирающие моду хоррор-сюжеты испытывали влияние новых тенденций в литературе. Страшные образы из исполненных под старину фольк-хорроров низводились до обычной жанровой атрибутики. Ослабевали под напором более серьезного в смысловом плане психологического триллера. Его же напряженные конфликты стушевывались на фоне простых и злободневных сюжетов о людях, ставших заложниками тяжелых социальных обстоятельств. Кто-то может посчитать это обеднением мрачной традиции из-за взаимозависимости отдельных ее направлений и привязки к фактам общественной жизни, не связанным с литературой.

В действительности же это усложняло хоррор-традицию, обогащая ее важной для общества злободневностью. И, автоматически, повышало значимость жанра для общества того времени. Так, в первой трети XX века жанровое направление обогатилось сюжетами, выстроенными на общедоступных всем без исключения темах, когда пугающим изображался образ жизни в неприятной человеку среде. Благодаря чему построенные на фольклоре истории углубили хоррор-потенциал семейной проблематикой, значимой для большинства читающих. Причем, в широком ее диапазоне: от пугающих конфликтов с родными до страха при мысли, как прокормить домочадцев в непростых условиях.

Например, «Занофа» (1907) А. Ремизова исполнена в форме психологической драмы, действие которой развернулось в глухой деревне. Стилистически рассказ схож с мрачной социально-реалистической прозой Андрея Платонова, чьи произведения соответствовали жестким реалиям раннего советского быта. Хоррор-начинка истории раскрыта через отношения в семье героев. Как в ремизовском же «Чертике», написаном в том же году. Интересно, что семейная проблематика этих историй только усиливает саспенс, оттеняя другие хоррор-элементы рассказов. Но, раскрываясь по-новому в последующих произведениях автора, оказывается лейтмотивом всех его жанровых сочинений. Близкие сюжетам о простой семье темы деревенской повседневности, конечно, тоже неразрывно связаны с фольклором. Однако не превращаются в простоватые сказки о нечисти, какие, например, писали Ф. Сологуб и Н. Тэффи.

Потусторонние существа ремизовских сюжетов так же вплетены в реальность и служат законам народной жизни. К примеру, черти вылезают пакостить не по личной воле, но на церковные праздники и только «ради порядка», а ведьмы страдают от любви вместе с деревенскими бабами – по сути, зависят от обстоятельств, как простые люди. Но конфликты, в которых проявляет себя темная сила, поставлены серьезнее и раскрыты жестче, чем требует безобидный на первый взгляд набор гоголевских штампов. Страшное в подаче Ремизова – не условность, нужная для того, чтобы оттенить деревенский колорит. Но цель, призванная действительно испугать читателя или, как минимум, нагнать тревогу.

Подобная зависимость от семейного быта наиболее ярко раскрыта в «Жертве» (1909). Триллер повествует о семье, которая живет благодаря ритуалу, проведенному одним из ее членов. Тематически произведение родственно рассказу «Чертик» (1907), чье действие сводится к разгадке тайного семейного ритуала, а затем к нарушению его детьми. Конфликт построен на закрытом культе взрослых, их одержимости религиозной идеей и неожиданном следствии нарушения культа, влекущем жуткую кару. Главным источником саспенса здесь выступают тайны родового прошлого, ужас от разгадки которых и создает хоррор-атмосферу.

Примечательно, что манера изложения Ремизова была несколько сумбурной и не превращалась в четкую линию повествования. Но ощутимо играла на тревожное настроение большинства рассказов. Их герои по причине и без чувствовали дискомфорт, тревогу и ужас. При чтении ощущается, насколько всем жутко, но видно, что никто не понимает, как избавиться от того, что внушает страх. Из-за кажущегося отсутствия логики в историях Ремизова сложно рассмотреть внятный сюжет: он представлен разрозненной цепью событий, связанных с общими героями и конфликтами, которые могут показаться современному читателю частями запутанной мозаики.

При всем интересе Ремизова к теме жизни простого человека, акцент хоррор-рассказов автора поставлен на психологизме. Однако, в отличие от произведений других предтеч психологического триллера, саспенс в его историях зависит не от работы с психологией героя и сложной реконструкции взгляда последнего на мир. Но от нарочито реалистичных описаний внутреннего напряжения, которые давят на читателя. В какой-то мере страх в перед неизвестным «нечто», чье присутствие герои ощущают чуть ли не физически в окружающих предметах или на своей шкуре. Подобная форма триллера, несомненно, оказывалась более материалистичной, чем ее было принято изображать современниками автора, писавшими в схожем жанровом ключе.