Русский Хоррор

Образы и конфликты, предстающие в рассказах других авторов пугающе, у Горького оказались простым математическим «дано». В подобных рамках, например, развивается сюжет нескольких рассказов «О черте» или фабула претендующего на экзистенциальный ужас «Паука». Столь сухое раскрытие жуткого потенциала триллер-сюжетов художественно обеднило жанр. И сегодня кажется блеклым в сравнении с прозой того же Ремизова. Что несколько парадоксально, учитывая схожие темы, в рамках которых формировались стили обоих писателей. Если Буревестник в своих триллер-рассказах уделял мало внимания жизни простых людей, будучи весьма опытным для ее описаний, то Ремизов, посетитель интеллигентских салонов Гиппиус и Сологуба, наоборот, посвящал жанровые работы преимущественно сельской тематике.

Подобное смещение не могло не произойти. К тому моменты страхи большинства людей стали общими и не зависели от общественного статуса. Аристократ с внутренним надрывом (от «Штосса» до «Чёрного монаха», А. П. Чехова), мучающийся внутренними бесами священник (от «Рассказ отца…» И. С. Тургенева до «Сына человеческого» Л. Н. Андреева) и терзаемый безумием солдат оказались похожи между собой. Образы их страхов становились условными, причины страхов утрачивали очертания. Значимым был лишь вопрос, как бороться с тем, что пугает: временем, войной, революцией и общим психологическим сломом в сознании подобных себе.

При таких обстоятельствах традиция русского хоррора и триллера вынуждена была адаптироваться к требованиям времени. Во многом этому способствовало то, что писатели рассматриваемой поры говорили о тревогах простого, не принадлежавшего к определенному сословию человека, страх которого оставался безличным и, одновременно, понятным каждому.

Прошедший испытание временем, адаптировавшийся к социалистическим реалиям жанр не мог погибнуть в советском литературном процессе. Однако, не будучи актуальным после очередного витка в развитии, он должен был отойти в тень и находиться там на протяжении с 30-х по кон. 50-х годов. Ситуация изменилась позже, с наступлением Оттепели, что позволила говорить на социально злободневные темы.

Так, публикация психологического триллера «Агасфер» (1965) Всеволода Иванова напомнила читателям об ужасах войны, что закончилась двадцатью годами ранее. Рассказ касается затронутой Платоновым тематики тяжелых реалий жизни в раннем СССР и, словно углубляясь в жанровую традицию, вспоминает моду декадентов, которые писали до образования Союза.

По сюжету, герой «Агасфера» вернулся с фронта и страдает от полученных на войне психических травм. Борьба с душевным увечьем и галлюцинациями приводят несчастного к боязни демона, созданного его же воображением, а впоследствии и к страху перед самим собой. Отождествление себя с получившим плоть кошмаром выполнено по правилам классических психологических триллеров, чьи герои теряют остатки рассудка в пылу внутренней агонии. Тематика и подача этой истории позволяют ощутить саспенс, родственный произведениям Брюсова. Но, в отличие от его работ, способ изложения «Агасфера» стилистически похож на андреевские рассказы, чей вязкий текст обволакивает читателя.

Подобный стиль изложения встречаем в хоррор-повести «Дикая охота короля Стаха» (1964). Написанный белорусом В. Короткевичем, он молчит о социально значимых проблемах. Но совмещает традиции, ранее не встречавшиеся одновременно в русской страшной прозе. Повествование посвящено замку на болотах, что высасывает жизнь аристократки-хозяйки и живущих в округе людей. Согласно сюжету, возле мрачного строения проездом оказался герой-студент Белорецкий, влюбившийся в хозяйку. Желая быть рядом с девушкой, гость расспрашивает про нее, узнает о проклятии местного рода и остаётся в глуши, чтобы разрешить связанный с замком ворох пугающих тайн и загадок.

На первый взгляд, история построена вокруг сказочных мотивов типа заточённой в замке героини, довлеющего рока и гибели от призрака, ведущего охоту в ближайших к болотам лесах. Однако повесть пронизана сквозным дополнительным сюжетом, который обуславливает основное действие. События второй линии разворачиваются за десятилетия до рождения владелицы замка и, соответственно, излагаются посредством флешбеков, насыщенных большим количеством хоррор-элементов.

Интересно, что жанровую начинку «Дикой охоты короля Стаха» составляют фольклорные мотивы. В ряде сценах они создают наиболее эффектный саспенс, из-за чего, порой, кажутся страшнее тревожных сцен, когда их рассказывают, повествуя о мрачном прошлом имения. В конечном итоге триллер-сцены, поначалу выступающие фоном, работают на всеобщее чувство неуюта и тревоги. Те же, в свою очередь, создают эффект душной атмосферы благодаря вязкой стилистике текста.