Русский Хоррор

Кроме однозначных ужасов, в царской России создавались и жанрово иные картины, при этом использовавшие отдельные «страшные» приемы. Так «Пиковая дама» П. Чардынина в 1910-м году стала не только самой ранней киноинтерпретацией легендарного произведения А. С. Пушкина, но и фактически первой драмой с элементами фильма ужасов. Картина снята с расчетом на публику, хорошо знакомую с литературным оригиналом, когда в немой ленте пояснительными титрами обозначаются лишь смена места действия и смысл ключевых сцен. Но визуально Чардынин несколько раз шокировал зрителя. Пусть читатели прогнозировали появление призрака графини – хранительницы тайны трех карт, нас восхищает, как режиссер преподнес данные сцены. Фактически Чардынин демонстрирует настоящие скримеры с предварительным саспенсом, как будто по учебнику чистокровных хорроров. Это лишнее подтверждение тому, что подобный, хотя и заштампованный в наше время эффект работает всегда, так как играет на естественном страхе человека пред внезапным появлением смертельной опасности.

Показательный пример вкраплений ужасного в чужеродный ему жанр – «Дочь купца Башкирова» Николая Ларина, выпущенная в 1913 году. Это мелодрама о трагичной любви. Девушка обожает приказчика отца, в то время как последний готовит для дочери более выгодную партию. Во время тайного свидания в доме героини, в результате дикого несчастного случая возлюбленный погибает. Конечно же, нужно избавиться от тела. Так что фильм Ларина не стилистически, а сюжетно трансформируется в триллер с шантажом, сексуальным насилием и жестоким финалом. Формально здесь нет ни саспенса, ни конкретной зрелищной жести, но сама цепь зловещих событий характеризует фильм как своеобразный русский нуар с невинно и заслуженно убиенными.

Конечно, не может не содержать порции сверхъестественно-страшного и экранизация мистики Гоголя, даже сделанная в форме чужой нуару комедии. Вряд ли «Ночь перед Рождеством» 1913-го В. Старевича могла в целом напугать взрослую публику в те годы, но вот удивить точно могла. Пусть грим черта в ней откровенно гротескный, но в отдельных сценах бес производит впечатление жуткого монстра, а его внезапное уменьшение было возбуждающим интерес спецэффектом и шокировало как нечто, непонятно чем сделанное.

Показательным годом отечественного хоррора стал 1915-й год, когда вышло сразу нескольких лент от разных режиссеров. Одна из них – пришествие «Антихриста», поставленная Э. Пухальским. Фильм являлся фактически антивоенным манифестом и демонизировал германского императора Вильгельма II, изображая его подобием графа Дракулы. Также небывалой жестью по тем временам была сцена изнасилования, ради демонстрации крайней степени зверства немецких солдат Первой мировой войны Однако наличие шоковых эпизодов не только не отпугнуло, а наоборот привлекло публику, обеспечив «Антихристу» кассовый успех.

Следующее за ним «Дерево смерти, или Кровожадная Сусанна» А. Пантелеева стало первым российским хоррором, в основе которого лежало произведение зарубежного писателя. Конечно, «Цветение странной орхидеи» британского классика Герберта Уэллса служило лишь источником вдохновения, и речь не идет о полноценной экранизации, но, всё же примечательно, что русский хоррор зарождался не только за счет национального фольклора и литературы. «Дерево смерти» рассказывало о немецком злодее-ученом, использовавшем растение-вампира в качестве орудия пыток и убийств. Помимо заимствования чужеземного монстра, картина также поражала сложным макетом кровожадного растения.

По каким бы зарубежным писателям ни ставили жуткие фильмы, главным литературным мастером ужаса земли русской по-прежнему остаётся Н. В. Гоголь, и указанный год не был исключением. Упомянутый только что В. Старевич создал мистико-драматический триллер «Портрет» по одноименной повести Гоголя. Из оригинала мы знаем, что это мрачная история художника, купившего картину с изображением таинственного старика. По сюжету, он высвобождается из тесных рамок портрета, а взамен одаривает художника золотом. От фильма, поставленного по истории Гоголя, сохранился лишь отрывок. Но, как известно из наследия критиков тех лет, кино существенно отличалось от оригинала. И по доступному сейчас эпизоду картины можно с удовольствием отметить, как искусно снята материализация старика. Эпизоды с оживлением портрета и выхода старца в материальный мир можно справедливо считать предтечей японского «Звонка» Х. Накаты, выпущенного сто лет спустя – если сравнивать с шоковой сценой выползания призрака Садако из телевизора.