Русский код. Беседы с героями современной культуры

ЭБ: Есть какие-то стратегии действий? Вот у меня десятилетний сын. Я же должен ему какой-то сценарий передать. Понятно, что он не будет ему строго следовать, но все же. Кроме личного примера, что еще? Я не хочу все сводить к пафосной и поверхностной оппозиции – посконный традиционализм против проклятой гейропы. Должны же быть какие-то более сложные и одновременно с этим простые сценарии для будущих поколений. Конечно, главный сценарий – это семья. Хотя она уже в советское время начала разрушаться, не говоря уже о девяностых годах. Страшно вспомнить, в каком распутстве люди жили в 1960–1970 годы, а потом снимали фильмы типа «Иронии судьбы». Не Ельцин же сделал этот фильм культовым. Это было еще до него.

АБ: Формирование самоограничительных механизмов. Я сейчас не про цензуру говорю. Нужна информационная гигиена. Человек самостоятельно формирует свой базис, фундамент. Сейчас нам сказали: «Бога нет, ты – бог, ты можешь все, нет границ, нет тормозов». Принудительная цензура не работает и действует, как правило, наоборот. Особенно на молодежь. Хотелось бы, чтобы люди, которые у нас в стране занимаются культурой на официальном уровне, были более культурны. Не в плане того, как они сморкаются, а с точки зрения компетенций.

ЭБ: Цензура не сработает, согласен. Но культурная политика может работать, если она выстроена правильно. Вот у наших западных «друзей» точно можно этому учиться, включая керуаков и берроузов. Они не сами появились. Их появление произошло в русле политических стратегий. Не знаю, существуют ли масонские ложи, но не удивлюсь, если все-таки они есть.

АБ: Во всяком случае, я уверен, что существуют институты, где воспитывается либеральная элита, которая сейчас диктует повестку.

ЭБ: Да, любая повестка – это сознательное политическое действие. Кто-то посеял это все. Кто-то обвиняет дьявола, кто-то евреев, кто-то либералов. В любом случае эта идеология кем-то выращена. Она развивается, оформляется в политики. А в итоге эти западные политики – один сплошной мультикультурализм и толерантность. Североатлантическая западная цивилизация нам предлагает такие сценарии, что ничего нет хуже. Это еще хуже, чем нейросети.

АБ: Тем не менее мы десятилетия находились под влиянием западной культуры. Я застал Советский Союз уже на его излете, но я помню, как все, что приходило к нам с Запада, считалось самым замечательным. Лучше, чем у нас. Появился карго-культ.

ЭБ: Он не во времена Горбачева появился. Либералы, которые его принесли, пришли после смерти Сталина. Ведь мини-юбки, шарфы, цветные рубашки появились еще при Евтушенко, Вознесенском, Ахмадуллиной и Высоцком.

АБ: Сейчас принято, кстати, о Высоцком вспоминать как о запрещенном в советское время певце, но именно он ездил на «мерседесе» – единственном в Москве. Он ездил за границу. Жена у него была знаменитая француженка. Снимался в кинохитах.

ЭБ: Играл в Театре на Таганке – главном театре того времени.

АБ: И выступал на корпоративах. Так что, может быть, зря мы так на Советский Союз наговариваем? Какая-то свобода была. Может, меньше, чем в Америке, но все же.

ЭБ: Ты сказал про ограничительные меры, но важный момент – что-то нужно предложить вместо того, что стоит ограничить. Что предложить вместо нейросети? Лапти?

АБ: Представляешь, всю нашу многовековую культуру свели к лаптям и балалайке.

ЭБ: Это же не американцы сделали. Сделали это в перестройку мы сами. Никто нас не захватывал в 1985 году. Все честно и искренне голосовали за Ельцина. Безусловно, под воздействием определенных технологий. Нас закидали журналом «Америка», это был настоящий карго-культ. Мы все с ума сходили от него и от джинсов. И вот вопрос: возможна ли консервативная революция? Из реальных примеров – только один Иран, который пережил исламскую революцию 1978 года во главе с Хомейни. До этого Тегеран был светским городом, девушки ходили на каблуках и в мини-юбках, все подмяла под себя Америка. Но Иран нашел в себе силы подняться. Есть еще пример Кубы и КНДР, но там другое.

АБ: Мы так и до православного джихада договоримся.

ЭБ: Вообще, в исламской традиции, в суфийских практиках «джихад» – это борьба с внутренним врагом. Кроме того, у нас есть понятие Священной войны, так что «Вставай, страна огромная», «Убей его» Симонова, «Убей» Ильи Эренбурга – это внешний джихад. Сергий Радонежский, Пересвет и Ослябя – это представители православного джихада. Сергий Радонежский, благословляющий на войну Дмитрия Донского и двух монахов, – это и есть джихад. Да и Пересвет победил не простого воина: Челубей был непобедимым, так что, выходя на эту битву, он знал, что идет на смерть.

АБ: Звучит красиво, конечно. И вслед за тобой я спрошу: а что еще мы можем предложить в культурном поле? У нас Пугачева – Примадонна. Слава Богу, не Богородица.