Русский код. Беседы с героями современной культуры

ЭБ: Ты сам ответил на свой вопрос уже раньше. Нам нужно возвращаться к Достоевскому, к великим традициям иконописи. Мы можем что угодно говорить про попов на «мерседесах», про часы Патриарха, мы можем критиковать современную церковную бюрократию, но мы оба согласимся, что икона XV века, Андрей Рублёв, Дионисий, Даниил Чёрный, Гурий Никитин – это сакральная ценность России. Нам нужно вернуть сакральность.

АБ: Согласен.

ЭБ: У меня есть товарищ, который изучает древние иконы. Он говорит, что плохих икон XV века нет. У иконописцев с иконами была антропологическая связь. Они жили в таком состоянии, такие очищения проходили, так постились перед тем, как писать, что гарантированно создавали запредельное. Есть примеры, когда эта система работает наоборот. Вспомни обложку Битлов «Magical Mystery Tour», от которой мир сходил с ума. Любой, кто примет ЛСД, поймет всю чудовищную суть этой обложки. Как бы кощунственно это ни звучало, но иконописцы XV века тоже знали, как приходить в те состояния, чтобы творить такой феномен. А если мы посмотрим на икону XVIII века, то поймем, что это совсем другой энергетический и эстетический уровень. Для меня, как для воцерковленного человека, икона, безусловно, остается иконой. Но уровень другой, другая сила.

АБ: Когда я делал фестиваль в Таре Омской области, музыканты присылали заявки, чтобы я отобрал тех, кто будет с ними на одной сцене выступать. Мы уже чего-то добились и теперь помогаем другим. Так вот, очень много было околофолка. Я был очень удивлен. Мне кажется, что будет новая волна. Сейчас эта ниша занята «Калиновым мостом» и Пелагеей.

ЭБ: Да, безусловно, этот жанр просыпается. Абсолютно удивительная Варя Котова, Таисия Краснопевцева. Zventa Sventana – Тина Кузнецова.

АБ: Я ожидал, что будет рэп. А его было меньше всего.

ЭБ: Я понимаю, как ты выстраиваешь свою стратегию. Я понимаю, почему ты не принадлежишь ни к одному политическому полю. Знаю, что делаешь это не из хитрости, я верю тебе. Поэтому радуюсь, когда ты, слава Богу, говоришь, что мы подходим к народной культуре.

АБ: Стоит пойти в народ. Из столиц, как бы это снобистски и банально ни звучало, нужно пойти в провинцию. Искать талантливых людей нужно там. Там люди менее испорченные.

ЭБ: Но действовать нужно не как шоу «Голос». Они ведь тоже ищут людей из провинции. Только все они не имеют своего материала.

АБ: Да, их укладывают в прокрустово ложе современного шоу-бизнеса.

ЭБ: И в итоге этих людей судит Шнур.

АБ: Шнур – это как раз пример, когда низовая культура стала эталонной. Это культура матерной частушки, скоморошества. Его легитимизировали на государственном уровне.

ЭБ: Это не матерная частушка, потому что исполняется на Дне города. Это уже мейнстрим.

АБ: Мы все равно приходим к выстраиванию границ, как в советское время. Была академическая классическая музыка, была эстрада и был Аркадий Северный, которого дома слушали на бобине. Такая вот низовая культура с флером запретности. И в этом был смысл. Обыватель освобождался от низовых эмоций, замирялся с действительностью. А теперь это все перешло и на уровень эстрады, и на уровень академической музыки. Низовая культура встала на место академической музыки – непререкаемого авторитета.

ЭБ: Сумеем ли мы от этого дна оттолкнуться?

АБ: Сейчас происходит эскалация конфликта с Западом. До ядерных ударов, надеюсь, не дойдет. Но если мы выживем, то, мне кажется, произойдут тектонические сдвиги в культуре.

ЭБ: Я согласен с тобой. Ставки повышаются – и мне это нравится.

АБ: Я постоянно нахожусь в сочинительском процессе, когда приходят в голову какие-то рифмы, строчки, я их записываю на диктофон или в заметки. А иногда я останавливаюсь и думаю, что это бессмысленно. То есть то, о чем я хотел сказать, уже не нужно. Вчера – да, сегодня – уже нет. Ставки повышаются. Шелуха стала отваливаться. Так я почувствовал это на себе.

ЭБ: Это очень сильно.

АБ: Станет меньше гедонистического контента, безусловно. Всегда будет пир во время чумы, пир во время войны. Всегда будут настроения «раз я завтра умру, то сегодня пущусь во все тяжкие».

ЭБ: Это при условии, когда «я – главный». Но если «я» заменить на «я и мои дети», «я и моя семья», «я и мой народ», тогда не будет понятия «во все тяжкие». Потому что на тебя смотрит сын.

АБ: Ты сейчас ключевую фразу сказал – «я и мой народ». Но у молодежи этого сейчас мало. Последние десятилетия был лозунг «я главнее всего», а обратное чувство атрофировалось.

ЭБ: А ты заметил, что в последнее время появилась новая риторическая фигура «покажем им»? «Я» – конкретное, а «им» – абстрактное. Я вспоминаю клип группы Open Kids «Круче всех». Десятки миллионов просмотров. Это полный мрак.

АБ: Знаешь, с чего это началось? С манифеста нового времени, перестройки: «Посмотри на меня, думай обо мне, делай, как я». Это Богдан Титомир. Советская парадигма была другая.

ЭБ: «Я, ты, он, она – вместе целая страна».

АБ: Да. И эта страна шла в светлое будущее. Коммунизм – как квазирай. А тут пришло новое время и манифест Богдана Титомира.