Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры

Щербатов был критически настроен по отношению к России своего времени, порицая отсутствие принципов государственного управления, секретность, в которой принимались решения, влияние фаворитов, произвол правительственных и судебных органов, а также их коррумпированность и непомерное налогообложение[44]. Для исправления этих злоупотреблений он настаивал на расширении полномочий Сената, который должен был стать настоящим стражем закона. Поклонник английской конституции, он хотел, чтобы и Россия приняла habeas corpus[45]. Историк В.А. Мякотин, не являвшийся поклонником Щербатова, признает, что его неодобрение современной России во многих отношениях было хорошо обоснованным, а его конструктивные предложения в целом более либеральны, чем консервативны:

Существование в государстве основных законов и особого учреждения, призванного оберегать их ненарушимость, построение управления на началах законности и гласности, охрана личной и имущественной безопасности граждан от произвола администрации и суда — все эти требования, предъявляемые в тогдашней России, скорее всего могли бы быть подведены под понятие умеренного либерализма[46].

После кратковременной славы, которую он приобрел в Уложенной комиссии, популярность Щербатова быстро испарилась, во многом из-за его надменной манеры поведения. Оставшиеся годы он провел в своем поместье, читая книги и занимаясь собственными сочинениями. Назначенный Екатериной официальным «историографом» в 1768 году, он много лет работал над трудом по истории России, который выходил частями с 1770 по 1791 год; повествование было доведено до 1610 года. Обычно это сочинение не принимается во внимание как грубая и нечитабельная компиляция.

Более важны две его литературные работы. Одна называется «Путешествие в землю Офирскую»[47]. Написанное в середине 1780-х годов, «Путешествие» представляет типичную утопию, созданную по исходному образцу Томаса Мора. Щербатов рисует общество, которое регулируется вплоть до мельчайших деталей:

Все сие так расчислено, что каждому положены правила, как ему жить, какое носить платье, сколько иметь пространный дом, сколько иметь служителей, по скольку блюд на столе, какие напитки… дается посуда из казны по чинам: единым жестяная, другим глиняная, а первоклассным серебряная.

Социальный статус определяется происхождением, а не личными заслугами: мифическая страна управляется наследственной знатью, король при этом не более чем номинальный глава. Крестьяне прикреплены к земле и не имеют никаких прав[48].

Другая книга Щербатова, написанная в 1786–1789 годах и впервые опубликованная Александром Герценом в 1858-м в Лондоне, носит название «О повреждении нравов в России»[49]. Это довольно желчная критика разрастания роскоши в XVIII веке, достигшего высшей точки во время правления Екатерины II. Этому образу жизни и правления противопоставлена жизнь в допетровской России, которую автор представляет идиллической.

Аристократическая идеология Щербатова не имела прочных корней в стране с многочисленным и могущественным служилым дворянством, опекаемым короной. Более известный, чем Панин, он уступал ему и как мыслитель, и как человек: Панин также разделял аристократическую философию, но по своей классовой натуре был менее эгоистичен и интересовался судьбой крестьянства. Идеология Щербатова занимает уникальное место в истории русской мысли благодаря своему консерватизму, основанному не на монархическом, а на аристократическом принципе. Она имела очень ограниченное влияние, потому что, как довольно грустно заметил однажды Пушкин, в Европе люди «верят в аристократию, одни презирая ее, другие ненавидя, третьи из выгоды, тщеславия и т. д. В России ничего подобного. В нее не верят»[50].

Короткое и беспорядочное правление сумасбродного сына Екатерины Павла I, закончившееся его убийством, привело на трон ее внука Александра I, чьим воспитанием она лично занималась. В молодости Александр не скрывал своих либеральных настроений вплоть до признаний своему швейцарскому воспитателю Фредерику-Сезару Лагарпу, что как только он будет коронован, то созовет представительное собрание для подготовки конституции, которая лишит его какой бы то ни было власти[51]. В день вступления на престол, в 1801 году, он не пошел так далеко, но обещал править «по законам и по сердцу» своей «бабки», под чем, видимо, понимал человечность и доброжелательность в манере правления[52]. Однако, как и она, Александр был непоследователен: до конца своей жизни он поддерживал просвещенческие идеалы и при этом не терпел никаких возражений. Приветствуя падение иностранного тирана, он никогда бы не согласился на ограничение собственной деспотической власти. Каковы бы ни были его мнимые идеалы, правил он в манере, которая во второй половине его царствования приобрела крайне репрессивные формы.