Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры

Истоки идеологии «официальной народности» содержались в декларации, первоначально сформулированной Уваровым в докладе Николаю I в марте 1832 года и повторенной после того, как он был назначен министром просвещения; в этих текстах Уваров закладывал то, что, как он полагал, будет служить надлежащей интеллектуальной основой российского образования[102]. Как провозглашал государь Николай I, образование, несомненно, имеет большое значение для сохранения цивилизованной жизни. Но оно должно основываться на истинных ценностях. Как еще объяснить восстание молодых дворян, которые пользовались всеми мыслимыми привилегиями? Их недовольство не могло быть объяснено личным интересом, значит, своим появлением оно обязано ложным идеям, внушенным неправильным образованием. 13 июля 1826 года, в тот самый день, когда зачинщики мятежа были казнены, в манифесте, содержавшем прямой намек на декабристов, Николай заявил:

Не просвещению, но праздности ума, более вредной, нежели праздность телесных сил, — недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей, источник буйных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нравов, а конец погибель. Тщетны будут все усилия, все пожертвования правительства, если домашнее воспитание не будет приуготовлять нравы и содействовать его видам[103].

Назначенный в 1833 году министром Уваров принял этот вызов. Он был одним из наиболее образованных людей в России, авторитетным ученым, автором монографии о древнегреческих религиозных культах; с 1818 года до самой смерти являлся президентом Российской Академии наук. Он отнюдь не был ретроградом и многое сделал для развития познания и науки. Гете находил его достойным корреспондентом. При всем его национализме это был вполне вестернизированный интеллектуал: согласно (без сомнения, несколько утрированному) высказыванию историка Сергея Соловьева, он «не прочитал в своей жизни ни одной русской книги и писал постоянно по-французски или по-немецки»[104].

Вот что Уваров докладывал царю:

Углубляясь в рассмотрение задачи, которую предлежало решить без отлагательства, задачи, тесно связанной с самою судьбою отечества… разум невольно почти предавался унынию и колебался в своих заключениях при виде общественной бури, в то время потрясавшей Европу и которой отголосок… достигал и до нас… Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, в виду печальных явлений, окружавших нас со всех сторон, надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная; найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные останки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения. К счастью, Россия сохранила теплую веру в спасительные начала, без коих она не может благоденствовать, усиливаться, жить. Искренно и глубоко привязанный к церкви отцов своих, русский искони взирал на нее как на залог счастья общественного и семейственного. Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть. Русский, преданный отечеству, столь же мало согласится на утрату одного из догматов нашего православия, сколь и на похищение одного перла из венца Мономахова[*]. Самодержавие составляет главное условие политического существования России. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия. Эту истину чувствует неисчислимое большинство подданных Вашего Величества: они чувствуют ее в полной мере, хотя и поставлены на разных степенях гражданской жизни и различествуют в просвещении и в отношениях к правительству. Спасительное убеждение, что Россия живет и охраняется духом самодержавия сильного, человеколюбивого, просвещенного, должно проникать народное воспитание и с ним развиваться. Наряду с сими двумя национальными началами находится и третье, не менее важное, не менее сильное: народность. Вопрос о народности не имеет того единства, как предыдущий; но тот и другой проистекают из одного источника и связуются на каждой странице истории Русского Царства. Относительно к народности все затруднение заключалось в соглашении древних и новых понятий; но народность не заставляет идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях. Государственный состав, подобно человеческому телу, переменяет наружный вид свой по мере возраста: черты изменяются с летами, но физиономия изменяться не должна. Неуместно было бы противиться этому периодическому ходу вещей; довольно, если мы сохраним неприкосновенным святилище наших народных понятий; если примем их за основную мысль правительства, особенно в отношении к отечественному воспитанию.