Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Видимо, последние слова молодых крестьян об отношении к брадобритию («чем де людем мереть, ин де волос на землю и упади») были ответом на радикальную точку зрению о том, что за бороду хорошо и умереть. В ответ на эти слова старые крестьяне Петр, Минай и его жена на молодых крестьян кричали и их бранили: «Что де вы знаете? На Соборе де святых отец таких людей, кто бороды бреет, не велено и в землю погребать, и поминку творить, – якоже пса кинуть в ров!»[666]

Заметим, что в этой дискуссии в крестьянской избе воспроизводится аргументация диалога Димитрия Ростовского с ярославцами. Одна сторона уверена в том, что брадобритие – это ересь, за бороду хорошо и пострадать, и даже принять мученическую смерть. Другие с этим категорически не соглашаются. «Что отростет, глава ли отсеченая или брада обрееная?» – вопрошает Димитрий Ростовский ярославцев. «Чем де людем мереть, ин де волос на землю и упади», – говорят молодые крестьяне.

Но, конечно, многие мужчины разных чинов как в городе, так и в деревнях брились не вследствие принятия или отвержения какой-то богословской аргументации, но совершенно об этом не задумываясь, подражая служилым людям и военным, а особенно желая нравиться женщинам. Об этом, между прочим, написал уже не раз выше упоминавшийся Джон Перри: «Это распоряжение считали в то время почти грехом со стороны царя и покушением на религию и смотрели на это как на великое притеснение, приписывая его влиянию иностранцев. Но так как женщины предпочитают в этом виде мужей и возлюбленных своих [без бороды], то они уже почти примирились с этим обычаем»[667]. В правоте британца не приходится сомневаться: вспомним патриарха Иоакима, который обличал нарушителей заповеди брадоношения за то, что губят «образ, от Бога мужу дарованный», «ради блуднаго, и сквернаго, и скареднаго к женам рачителства и похотения»[668]. Если так поступали мужчины в 1670–1680‐е гг., они тем более должны были проявлять склонность к подражанию моде, когда выяснилось, что «нам де ныне и государь не запрещает брить бороды», а вокруг появилось много безбородых мужчин, красавцев военных, среди которых «князья да бояре» и даже сам государь.

Так постепенно брадобритие распространялось в самых широких кругах. Обритые лица стали реальностью не только в придворной или военной среде. Некоторых это приводило в отчаяние и заставляло действовать. Среди таких людей и был нижегородец Андрей Иванов.

В Преображенском приказе его жестоко пытали: дали двадцать пять ударов кнутом, а потом еще жгли огнем, и притом все спрашивали: «Хто ево к Москве государя в вышеписанных словах обличать подослал или хто ево научил?» На пытке Андрей говорил то же самое, что на допросе: никто не научил, а он сам решил прийти государю все это объявить в лицо, что он, государь, «не дело делает – разрушает веру християнскую: велит бороды брить». После пытки Андрей Иванов в остроге Преображенского приказа заболел и через несколько дней умер. В деле об этом сообщается кратко: «И декабря против 28 числа тот колодник в ночи умре, и то ево мертвое тело отослано в Покровской монастырь, что на Убогих дому. Умре он, Андрей, христиански (то есть успев исповедаться и причаститься. – Е. А.)»[669].

В эти же самые дни в этом самом месте, в Преображенском, Петр со своими доверенными лицами обсуждал детали указа о брадобритии, который будет вскоре обнародован. Смог ли государь узнать что-либо о нижегородце Андрее Иванове, неизвестно. Но если бы Петр вник в содержание этого дела, он бы узнал, что к тому времени многие его подданные уже успели расстаться со своими бородами, причем сделали это совершенно добровольно.

27. «С бороды деньги взяты» [670]

Указ Петра I о брадобритии от 16 января 1705 г. хорошо известен. Его содержание сводится к следующим положениям. Запрет на ношение бороды относился ко всем социальным группам, за исключением духовенства («всем сказать, чтоб впредь с сего его великого государя указа бороды и усы брили»). Крестьянам разрешалось иметь бороду только в сельской местности (в городах они должны были выплачивать копейку за каждый проход через городские ворота). Все остальные могли сохранить бороду только при условии уплаты годовой пошлины от 30 до 100 рублей в зависимости от социального статуса. Уплатившие налог должны были получать «знаки», которые предписывалось «носить на себе»[671] (см. ил. 25 в этой книге).

К сожалению, как разрабатывался и обсуждался этот указ, неизвестно. Но определенно можно сказать три вещи. Во-первых, Петр I в те дни находился в Москве[672] и наверняка участвовал в его разработке (вообще, сложно представить, чтобы такой указ мог быть объявлен без его ведома).