Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Во-вторых, текст указа совершенно точно обсуждался и перерабатывался, на что указывает следующая интересная деталь. В тексте указа сначала говорится: «Для [получения] тех [бородовых] знаков и для записки приходить им в тот Приказ [Приказ земских дел] без мотчания (то есть не мешкая. – Е. А.), а в городех – в приказные избы». Но в конце указа механизм сбора бородовых денег обрисован иначе: «Буде кто <…> похочет ходить с бородою, и ему б для взятья знаку ехать к Москве и явитца в Приказе земских дел. А в Сибирские и в Поморские городы знаки послать с Москвы»[673]. Объяснить это противоречие можно следующим образом. Сперва был заготовлен проект указа, в котором предполагалась выдача бородовых знаков для жителей Москвы в Приказе земских дел, а для всех остальных – в приказных избах их городов. Но когда царь читал проект указа, он приказал сосредоточить сбор бородовых денег в Москве, в Приказе земских дел, куда все бородачи должны ежегодно являться сами для уплаты соответствующей пошлины и получения знаков. Может быть, Петр I даже внес соответствующую правку в проект указа своей рукой, как он это нередко делал. Но потом кто-то обратил внимание государя на то, что в таком случае бородачи из наиболее отдаленных городов должны будут значительную часть жизни проводить в дороге по пути в Москву и обратно, после чего Петр согласился позволить жителям Сибири и Поморья уплачивать бородовые деньги по месту жительства. После всех этих обсуждений текст указа был переписан с дополнениями государя набело, но при этом не был должным образом отредактирован.

В-третьих, значительная часть текста указа (в том числе и отмеченные выше следы обсуждения и правки) имеет отношение к установлению бородовой пошлины и деталям ее сбора. По всему видно, что главной целью указа являлось не столько введение всеобщего запрета на брадоношение, сколько установление бородовой пошлины и создание эффективных механизмов пополнения казны по вновь создаваемой доходной статье – «с бород».

Для того чтобы объяснить появление такого по сути финансового указа в начале 1705 г., нам необходимо обратиться не столько к культурному и социальному, сколько к экономическому контексту.

Как известно, Северная война началась для России с сокрушительного поражения под Нарвой 30 ноября 1700 г., которое обнажило серьезные недостатки в организации и подготовке российской армии. Последовавшие за этим мероприятия по военному переустройству, а также интенсивное кораблестроение привели к необычайному росту военных расходов (если в 1680 г. расходы на армию составили около 700 тысяч рублей, в 1701 и 1702 гг. годовой бюджет военных расходов достиг почти 2 миллионов, в 1703 и 1704 гг. военные расходы уже превысили 2,5 миллиона, а в 1705 г. достигли колоссальной суммы в 3,2 миллиона рублей)[674].

В 1700–1701 гг. Петру I удавалось в значительной мере компенсировать стремительно возрастающие военные расходы за счет монетного передела: высокопробные серебряные копейки XVII в. обменивались на новые низкопробные серебряные и медные монеты, что приносило казне огромные доходы. Если в 1701 г. чистая прибыль от монетного передела составила почти 800 тысяч рублей, то в 1702 г. она достигла рекордной суммы 1,3 миллиона рублей. Однако в последующие годы прибыль от монетной операции начинает стремительно сокращаться по причине постепенного исчезновения старой русской серебряной монеты. В 1703 г. размер прибыли от монетного передела сократился до 738 647 рублей, в 1704 г. он составил уже 396 801, а в 1705 г. – всего 312 807 рублей[675]. Одновременно с сокращением прибыли от монетного передела в 1703–1704 гг. обнаружились его отрицательные последствия в виде серьезного падения курса рубля[676], что сильно ударило по казне, так как товары для армии закупались за границей, в то время как все налоги приходилось взимать по старым окладам[677]. Эти серьезные финансовые трудности обнаружились на фоне тяжелейшей войны, постоянного роста военных расходов, неурожая 1704 г.[678], а также необходимости выплаты крупных военных субсидий союзнику царя польскому королю Августу II[679]. Именно в этом контексте становятся понятны отчаянные действия правительства Петра I, напоминающие, по словам П. Н. Милюкова, «метанье из стороны в сторону, чтоб, как-нибудь, достать денег на ближайшие нужды, как-нибудь прожить настоящий день»[680].