Читаем Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова полностью

И там, где тускнеет востокЧахоткою летнего Тиволи,Валяется дохлый свисток,В пыли агонической вывалян.

В газете «Власть народа» (1917. 23 мая) сообщалось о действиях милиции в Сокольниках: 21 мая, «в Троицын день в сокольнической роще милицией и полуротой солдат были произведены обыски во всех чайных палатках. У находившейся в Сокольниках публики милиция требовала паспорта и документы, у кого документов не было, отправлялись в комиссариат». Вероятнее всего, П. с Е. А. Виноград оказались в Сокольниках уже после активных действий милиции в парке, поскольку в стихотворении упомянут оброненный милиционером свисток. Тиволи – название театра-варьете в Сокольниках, в котором в 1917 году была особая весенняя и летняя программа «концертов-кабаре». Она начиналась в 11 вечера и заканчивалась в 2 ночи[501].


Май, 25. Москва.

П. пишет вторую почтовую открытку «с Урала», адресованную Е. А. Виноград, но не отправленную ей, в которой упомянуты неизвестные лица и неизвестные события (см. 23 мая)[502].


Май, 26. Москва.

Вместе с Е. А. Виноград присутствовал на восторженной встрече военного и морского министра Временного правительства А. Ф. Керенского в Москве на Театральной площади, куда тот прибыл на митинг-концерт, проходивший в Большом театре. Газета «Утро России» сообщала: «А. Ф. Керенский в автомобиле, убранном красными пунцовыми розами, в сопровождении штаба уехал в Совет Солдатских Депутатов. По дороге ему бросали цветы в автомобиль, и везде за ним неслись клики „ура“, „да здравствует Керенский“» (А. Ф. Керенский в Москве // Утро России. 1917. 27 мая. № 130. С. 1). Видимо, тогда же П. пишет стихотворение «Весенний дождь»:

Это не ночь, не дождь и не хоромРвущееся: «Керенский, ура!»,Это слепящий выход на форумИз катакомб, безысходных вчера[503].


Весна. Москва.

Разговор с сестрой Жозефиной о февральской революции и будущем искусства. П. рассуждает о двух типах женской красоты: «Существуют два типа красоты: благородная, невызывающая – и совсем другая, обладающая неотразимой влекущей силой. Между этими двумя типами существует коренное различие, они взаимно исключают друг друга и предопределяют с самого начала будущее». О двух типах женской красоты П. впоследствии скажет в «Послесловии» к «Охранной грамоте», написанном в форме письма к Р. М. Рильке[504].


Начало-середина июня(?). Москва.

Готова первоначальная рукопись книги «Сестра моя жизнь». Предположительно в нее входили 23 стихотворения из первых трех глав: 1 глава – цикл «Не время ль птицам петь», кроме стихотворения «Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе…»; 2 глава – «Книга степи», кроме «Балашов», «Подражатели», «Образец»; 3 глава – «Развлеченья любимой», включавшая в себя 2-ю часть, впоследствии отделившуюся в цикл «Занятья философией». Книга заканчивалась стихотворением «Наша гроза».

Е. А. Виноград и ее брат В. А. Виноград уехали в Романовку (село в Саратовской губернии между Мучкапом и Балашовом) участвовать в создании органов земского и городского самоуправления. Уезжая, она подарила П. свою фотокарточку. Это обыграно в стихотворении «Заместительница», написанном вскоре после ее отъезда.

На прощание П. дарит Е. А. Виноград первоначальную рукопись новой книги стихов в обложке от «Поверх барьеров». По воспоминаниям Е. А. Виноград (Дородновой), «…каждая страница книги „Поверх барьеров“ была обклеена с обеих сторон белой бумагой, на которой были написаны чернилами новые стихи, она выглядела очень пухлой. Обложки я не помню, вероятно, тоже была наклеена белая бумага и написано новое название». Рукопись погибла в марте 1942 года во время воздушного налета на Москву, когда бомба попала в дом на Коровьем валу, где жила Е. А. Виноград (Дороднова). Сходным образом вспоминает о книге сам П. (в передаче З. А. Маслениковой): «Когда я заканчивал „Поверх барьеров“, девушка, в которую я был влюблен, попросила меня подарить ей эту книгу. Я чувствовал, что это нельзя, – я увлекался в то время кубизмом, а она была сырая, неиспорченная, – и я тогда поверх этой книги стал писать для нее другую. Так родилась „Сестра моя жизнь“»[505].


Июнь, 27. Романовка.

Письмо Е. А. Виноград – Б. Л. Пастернаку в Москву.

Ответ на письмо П., которое было уничтожено сразу по получении. Попытка разрыва отношений: «Ваше письмо ошеломило, захлестнуло, уничтожило меня. Я так и осталась сидеть, не веря своим глазам – все кружилось передо мною. Оно так грубо, Боря, в нем столько презренья, что если б можно было смерить и взвесить его, то было бы непонятно – как уместилось оно на двух коротких страницах. <…> Ни писать Вам, ни видеть Вас я больше не смогу, потому что не смогу забыть Вашего письма». Письмо заканчивается просьбой разорвать фотографию, оставленную в качестве «заместительницы»[506].


Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука