Имя Брюсова как «короля журнальной биржи поэтических ценностей», по слову Вяч. Иванова (Голенищев-Кутузов И.
Память: Стихи / Предисл. Вяч. Иванова. Париж, 1935. С. 5), названо в числе гонителей: «Первым на корню и навсегда уничтожи<вшим> стихи Ахм<атовой> был Буренин в „Новом времени“ весной 1911 г. (потом четыре издания его пародий), затем Тальников в 1914 („Четки“), затем Бобров, после Брюсов („Anno Dom“), затем Бунин и наконец Жданов со всеми вытекающими последствиями» (С. 453); «Полное уничтожение меня, начиная с Буренина до Жданова (Бобров, Тальников, Брюсов…)» (С. 518) – речь идет о его выступлениях в печати начала 1920‐х гг.: «…еще печальнее, когда поэт повторяет самого себя, и повторение это – безмерно бледнее. Таковы стихи Анны Ахматовой. Местами они кажутся пародией на Ахматову, с постоянными срывами в такие прозаизмы —От меня не хочешь детейИ не любишь моих стихов.–Тебе я милой не была,Ты мне постыл.Или в такие песенные склады —
А в пещере у драконаНет пощады, нет закона.Причем дальше сообщается, что у этого „дракона“ – „висит на стенке плеть“ (странный дракон!). Весьма жаль, что близкие друзья не отговорили А. Ахматову от печатания (и – увы – перепечатания!) многих ее последних стихов. Этот синодик поэтов-окаменелостей можно было бы продолжать, по книжкам 1922 г., еще долго. <…> Отметим попутно, что все эти поэты, „неоклассики“, „акмеисты“ и иные чувствуют себя весьма плохо: жизнь и современность им ужасно не нравится. <…> Книга Анны Ахматовой начинается такими словами:
Все расхищено, предано, продано,Черной смерти мелькало крыло»(Печать и революция. 1922. № 2(5); Брюсов В. Я.
Среди стихов. С. 560–561, 563; ср.: Меньшутин А., Синявский А. Поэзия первых лет революции: 1917–1920. М., 1964. С. 373; ср. также: «…„честный страж пушкинского мундира“ – Брюсов – уверяет, что этой поэтесе [sic!] лучше было бы не родиться (т. е. не печататься)! – всем ясно, что речь идет об Ахматкиной» (Крученых А. Фактура слова. Декларация. Книга 120-ая. М., 1923, [не нум.]); «Некоторые, однако, шли назад очень далеко, так, напр <имер>, Анна Ахматова, расхваленная частью современной критики; в ранних стихах Ахматовой было некоторое своеобразие психологии, выраженной подходящими к тому ломаными ритмами; в новых („У самого моря“, „Подорожник“, „Anno Domini“, 1922) – только бессильные натуги на то же, изложенные стихами, которых постыдился бы ученик любой дельной студии» (Печать и революция. 1922. № 7; Брюсов В. Я. Среди стихов. С. 586).Видимо, откликаясь на эти котировки, нарком просвещения посетовал на ахматовское влияние, испытанное его женой: «Брюсов сверкнул глазами чуть иронически:
– Пришлите мне ваши стихи, я их прочитаю, а потом мы побеседуем.
– Нет, нет, Валерий Яковлевич, я не решусь на это.
Анатолий Васильевич обратился к Брюсову:
– Тут доля моей вины. Я как-то покритиковал Наталью Александровну за ее сугубо женскую лирику, за подражание Ахматовой. А она с тех пор совсем перестала писать.
Я покраснела так, что слезы навернулись на глаза.
– Не надо советоваться с близкими людьми. Анатолий Васильевич замечательный, признанный критик, но стихи продолжайте писать и покажите мне. А вы, Анатолий Васильевич, напрасно требуете от молодой поэтессы, чтобы она сочиняла философию или эпические вещи. Все начинают с подражания, а Ахматова совсем неплохой образец» (Луначарская-Розенель Н.
Память сердца. М., 1962. С. 62).Куст записей связан с цитатами из рецензий Брюсова во вступительной статье Глеба Струве к первому тому собрания сочинений Гумилева: