Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Тем временем 29 апреля в передаче Би-би-си о Солженицыне Лидия Чуковская услышала следующее:

В СССР не один Солженицын, а еще несколько человек писателей в опасности: Галич, Копелев, я, Окуджава, Максимов, Коржавин… Услыхав, что я в опасности (чушь!), я спокойно уснула[1475].

Богатый опыт не подсказал писательнице того, что уже виделось из европейского далека. Но об этом – в конце.

Однако и в СССР понимание подоплеки дела кому-то было уже доступно. Противоположную реакцию последние события вызвали у Льва Копелева, исключенного из СП ранее. Для защиты Окуджавы от неизбежных репрессий он менее чем через месяц – 26 мая — взывал к международному авторитету Генриха Белля:

Опять вынужден просить тебя о помощи, хорошие люди в беде.

Речь о Булате Окуджаве, которого травят эти звери из Союза писателей. На закрытых заседаниях его и Владимира Максимова ставят в один ряд с Алексом [Солженицыным. – А. К.] и Галичем, а поскольку Булат еще и член партии, ему грозит еще более отчаянное преследование, как преследовали меня четыре года назад – тогда лишь твое обращение спасло меня от полного бойкота. А потому я и решаюсь просить тебя и твоих друзей за рубежом – сейчас Булат нуждается прежде всего в спокойной, деловой, компетентной publicity как хороший автор, как писатель, которым его соотечественники могут гордиться. Его последняя книга, «Бедный Авросимов», вышла в ГДР (в издательстве «Volk und Welt» в 1971 году) и в ФРГ[1476]. Рецензии известных людей, может быть, какое-то событие – вручение премии или почетного докторского титула, главное – таким образом, как будто ничего не известно о том, что здесь на него косо смотрят. Лучше всего, конечно, было бы членство в PEN’e. <…>

Вот что я хотел написать тебе об Окуджаве. Мы все очень на тебя надеемся – ему можно помочь, пока не стало хуже[1477].

В те же дни — 26–27 мая — в Политиздате уже знали о предстоящей дате заседания парткома и о его повестке дня. Новохатко, переживая за свое положение в издательстве, понимает, что оно во многом зависит от решения парткома. В дневнике он отмечает: «В следующий четверг будут обсуждать на партбюро писательской организации Окуджаву».

Ежедневные записи Жигулина сохранили следы неких кулуарных переговоров руководства с поэтом:

24 мая 1972 года, среда. Разговор с В. Савельевым… о Булате Окуджаве. Булат согласен выступить на партсобрании, но намерен критиковать Шауро [зав. отделом культуры ЦК. – А. К.] и еще кого-то из начальства. Такое выступление ему не хотят разрешать. Кажется, Булату только этого и нужно – чтоб вообще никак не выступать против издательства «Посев». Есть предположения, что Булат все-таки содействовал своим публикациям в этом издательстве. И вроде бы не только предположения.

Так или иначе, в первый день июня в присутствии самого Окуджавы случилось то, что случилось. Картина заседания парткома запечатлена тогдашним секретарем правления МО СП Анатолием Медниковым, который тоже вел дневник. Приведем значительный фрагмент его довольно большого рассказа, с сожалением опустив ряд подробностей, но сохранив упоминания всех участников судилища: