Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Разговор по телефону с Г. Красухиным. На парткоме вчера исключили из партии Булата Окуджаву. Он наотрез отказался выступить с письмом в «ЛГ». Однако и за это исключать всё-таки нельзя. Я не ожидал, что так зверски поступят с Булатом. Это дело рук «бешеных» – А. Смольникова и В. Разумневича. Полагаю, что общее собрание 6‐го числа не утвердит это нелепое решение парткома. Впрочем, я не знаю подробностей разбора дела.

Здесь, как видим, Жигулин добавляет имя еще одного из тех, кто не только «поднял руку», но и был, по его мнению, соисполнителем «заказа» – руководителя секции поэзии А. Смольникова.

Через несколько дней – в кулуарах состоявшегося 6 июня общего партсобрания московских писателей – Жигулин, по-видимому, обсуждает свои прогнозы с Окуджавой, но того, неожиданно для обоих, даже не упоминают ни в одном выступлении[1480]. То, что партком не вынес дело Окуджавы на всеобщее обсуждение, можно объяснить следующим образом: нужный руководству исход голосования не был достаточно подготовлен, и поэтому оно тоже, как и Жигулин, не исключало возможного провала этой затеи.

9 июня подробности заседания парткома становятся известными окружению Вадима Сидура, жена которого на следующий день оставила об этом дневниковую запись. В ней звучит имя знакомого нам по первой подборке материалов (с. 295, 316) одного из руководителей «большого» Союза писателей – Смирнова:

Вчера мы с Мариной Гореликовой были в гостях у Булата Окуджавы. Он сейчас один, отправил куда-то Олю с Булей. <…> Булат рассказал нам, как 1 июня его исключили из партии. Его долго убеждали на парткоме «дать отпор антисоветчикам», то есть ответить через прессу издательствам «Посев», «Грани» и другим, которые его печатают. Всего было человек пятнадцать, председательствовал Сергей Сергеевич Смирнов. Булату говорили: «Ты наш», «ты должен понять, что если ты им не ответишь, то вынуждены будем принять меры», «опомнись» и т. д. Все это продолжалось часа четыре. Потом Булату предоставили слово и он сказал: «Я ничего никому отвечать не буду». После этих слов они все взбесились. Потом постановили исключить. Правда, будто бы теперь кто-то что-то за него ходатайствует, но скорее всего, из этого ничего не выйдет. Во всяком случае, уже из издательств, где только можно, выкидывается его имя, приостановлена продажа 200-тысячного тиража «Глоток свободы» («Бедный Авросимов») и выкинута его песня из любимовского спектакля <…>[1481] Булат сказал, что пока деньги у него есть, а там посмотрим. Кто-то даже сказал ему, что, возможно, его исключение не распространится на его печатание и другие блага, но мы знаем, что в нашей стране это невозможно.

Напряжение в Политиздате и впрямь не спадало. Новохатко называет еще одного участника травли – первого заместителя Госкомиздата Мелентьева, фамилию которого читатель еще встретит на этих страницах. Вот следующая запись заведующего редакцией – в публикациях недатированная:

Новая неделя – новые заботы… Главный сегодня рассказал о том, что Мелентьев копает под Окуджаву – «нет Пестеля», «роман об Авросимове»; боюсь, как бы он не поднял визг. А у него большие связи в главной котельной[1482].