В романе есть еще один женский персонаж, и в нем экстравагантные вкусы того времени доведены почти до пародии. Это любовница гангстера Пьеро по прозвищу Пантера: «У нее были огромные, дикие глаза синего цвета под синими же ресницами, туго вьющиеся черные волосы, которым никогда не нужна была никакая прическа, очень большой рот с крупными, всегда густо накрашенными губами, маленькая грудь и гибкое тело» (130). В описании отмечено не только злоупотребление косметикой, но и новая концепция женского тела, атлетического, мускулистого, андрогинного.
Следуя парадигме ар-деко и подтверждая свой статус современной женщины, Елена питает особую страсть к автомобилям[456]
. Следует, однако, отметить, что замысел сделать героиню опытным водителем возник у Газданова не сразу. В раннем варианте нарратор оценивает ее способности иначе: «Править как следует она не умела; поставить автомобиль ровно у края дороги или тротуара или вывести его из гаража было ей трудно, или прогнать несколько сот километров по дороге»[457]. Но по мере того как автор восстанавливал культурный код межвоенного периода, Елена становилась все более искушенной. В романе также появляется самый модный автомобиль «золотых двадцатых», красный «Бугатти» – он, однако, принадлежит колоритному гангстеру, не отличающемуся изысканным вкусом.В описании квартиры Елены Газданов подчеркивает насыщенные контрастные цвета – синий ковер и мебельную обивку, апельсины (целые и разрезанные пополам), лежащие на овальном желтом блюде. Непосредственная близость синего, желтого и оранжевого соответствуют приему «симультанных контрастов», который изобрели Робер и Соня Делоне для передачи внутренней динамики через соположение основных и дополнительных цветов. По этому принципу они создавали не только картины. Соня Делоне спроектировала целый «симультанный бутик» для Всемирной выставки 1925 года[458]
, а также создавала «симультанные платья», которые шили из лоскутков цветных материй разных геометрических форм – они стали эталоном моды ар-деко. Ее искусство симультанных контрастов распространялось и на дизайн автомобилей.Кроме того, сочетание овалов, сфер и полусфер (овальная тарелка, апельсины, половинки апельсинов) в описании комнаты Елены еще раз отсылает к кубизму, который оказал большое влияние на ар-деко. Основными приемами кубистов были расчленение предметов на геометрические фигуры, смещение плоскостей, искажение ракурсов, нарушение пропорций. Как уже говорилось, фрагментация и последующая механическая компоновка отдельных частей, приводящая к остранению и дегуманизации реальности, была характерна для эстетики 1920-х годов. Газданов охотно пользуется этими эстетическими принципами – фрагментация и диссонанс становятся лейтмотивами его романа. Именно через женский образ происходит у Газданова осмысление современности в ее главных атрибутах – искусственности и остраненности. Повествователь то и дело возвращается к тревожащей, «странной дисгармонии, почти анатомической» лица Елены, к несоответствию между ее «высоким и очень чисто очерченным лбом» и «жадной улыбкой» (68). Еще одной метафорой фрагментации становится пластика чернокожей танцовщицы из джаз-клуба:
Огромная негритянка исполняла с необыкновенным искусством танец живота; я смотрел на нее, и мне казалось, что она вся составлена из отдельных частей упругого черного мяса, которые двигаются независимо один от другого, как если бы это происходило в чудовищном и внезапно ожившем анатомическом театре (104)[459]
.Фрагментация возникает и когда нарратор, на первый взгляд случайно (в контексте заказанной ему газетной статьи), упоминает об убитой женщине, тело которой было разрезано на куски. Кстати, расчленение трупов в 1920-х годах было на удивление обычным способом сокрытия улик; по крайней мере, истории об искромсанных трупах часто перетекали из газетных сводок в литературу. Например, в романе «Последние ночи Парижа» Супо есть такой характерный абзац: