Русский смысл

Недоумение моё длилось недолго. Если иметь представление о революционной идеологии, то всё сразу же становится на свои места. Политический патриотизм – явление сравнительно молодое, до Великой Французской революции ни кому и в голову не приходило «служить Родине», потому что это и правда ни чего не значит. Раньше служили Богу, служили королю, сеньору. И Бог, и сеньор – личности, а потому служение им наполнено вполне конкретным содержанием. Но революция отменила Бога, короля и всех сеньоров. Французам стало не за что сражаться, а сражаться было надо, потому что против революционной Франции вдруг оказалась вся Европа. Вот тогда-то либералы и придумали «сражаться за Родину». Это было одновременно и глупо, и гениально. Глупо, потому что служение конкретным лицам подменялось служением маловразумительной абстракции. Ведь Францию создал не Робеспьер, и вандейская контрреволюция ни чего против Франции не имела, и даже Англия не заявляла о намерении стереть Францию с лица земли. И всё же, когда либералы объявили себя патриотами, это было гениально, потому что они перемкнули мотивации с области мысли на область чувства, а толпой всегда легче управлять при помощи эмоциональных мотиваций, мысли она плохо воспринимает, так что вопиющей нелогичности новоизобретенного «патриотизма» ни кто и не заметил, а сражаться за «милую Францию», которую они всегда любили, вдруг показалось вполне естественно.

Итак, патриотизм – чисто либеральное изобретение. Это плохо вяжется с нашими представлениями о том, что либералы – космополиты, но на самом деле космополитизм и патриотизм – это две стороны одной медали, сущностной разницы между ними нет. Это нам сейчас космополитизм и патриотизм представляются диаметрально противоположными ориентациями, но обе эти ориентации – порождения либерализма.

Представим себе ситуацию, когда людям сказали, что «Бога нет, царя не надо». А ведь Богу и царю не просто подчинялись, их любили. Собственно, любовь и была той причиной, по которой им подчинялись, во всяком случае – в идеале. Обворованный таким образом человек, чувствует пустоту, и надо же её чем-то заполнить. И вот ему говорят, что вариантов два: он может любить свою землю, свой народ, а может любить вообще всю землю, считая её своей Родиной, а своим народом считая всё человечество. Так становится очевидно, что разница между патриотизмом и космополитизмом – не качественная, а лишь количественная. Разница только в размерах Родины.

Говорят, что у человека есть малая родина – то место, где он родился, и большая Родина – вся страна. Тогда можно сказать, что космополитизм – любовь к очень большой родине – всей земле, и к очень большому народу – человечеству. Суть одна, а единственный смысл этих игр в слова – научиться жить без Бога. Если бы не либералы и не демократия, любовь к Родине так и осталась бы в ряду естественных человеческих чувств, не получив ни какого отношения к идеологии и политике. И отсутствие каких-либо особых чувств к одной – единственной стране не стало бы поводом для проклятий. Ведь не проклинают же человека за то, что он не хочет жениться.

Для обезбоженного сознания патриотизм и космополитизм – лишь две тактики, причем взаимозаменяемые. Либерал может быть патриотом, если его страна окружена странами, враждебным либерализму, тогда есть резон настаивать на любви к Родине и её защите. Так было во времена французской революции. Если же наша страна нелиберальна, при этом окружена либеральными странами, тогда удобнее быть космополитом, чтобы любовь к Родине не перекрыла доступ к единомышленникам. Так у нас сейчас.

Политический патриотизм оказался такой удобной штукой, что постепенно утратил прямую связь с либерализмом и начал легко увязываться с любой идеологией, а лучше всего – с отсутствием какой бы то ни было идеологии.