«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

В тот же день, 24 июня, из Баку были получены сведения[709], что оккупировавшие город англичане, следуя директивам подрыва Советской России и лишения ее топлива, с помощью военной силы не давали вывозить нефть; систематически разрушали нефтяную промышленность; их запрет вывоза нефти привел к тому, что ее добыча прекратилась, возросла опасность пожара или взрыва. В связи с этим в Баку началась забастовка рабочих, требовавших восстановления торговых отношений с Астраханью и вывоза нефти в Советскую Россию; такие же требования выдвигались и предпринимателями, сознававшими губительность подобного положения дел для края.

На Парижской конференции среди ее участников в те дни было широко распространено мнение, что следующим шагом в русских делах будет отправка в Сибирь японцев, которых подталкивало на этот шаг неустойчивое внутриполитическое положение в собственной стране.

28 июня 1919 г., в день, когда на конференции был подписан мирный договор с Германией, российские газеты сообщали, что хотя мир только что подписан, «Франция скалит зубы на Англию, Сербия на Румынию, Италия и Румыния на союзников вообще. Сербия вновь мобилизует солдат в возрасте старше 38 лет, чтобы продолжать бойню; правительство Англии увеличивает свой флот до неслыханных размеров. Мир заключен, а Япония и Америка, не отставая от Англии, не в силах установить мира между народами»[710]. Ни одна из стран-победительниц не чувствовала полной уверенности в своей победе; над Европой нависла угроза новых войн. Западноевропейская пресса так оценивала Версальский мир: «Это мир, и не мир», «сомнительный мир», «позорный мир», «в воздухе пахнет новой войной», «грабительский мир». Так же оценивал его и X. Раковский, высказавший предположение, что Версальский договор не просуществует дольше Брест-Литовского, а его заключение «рассосет» в рабочей среде вредную иллюзию, что с окончанием войны все сразу пойдет к лучшему. «После заключения мира рабочий класс в странах победителей очутится лицом к лицу со своей буржуазией, и должен будет ее свергнуть»[711]. Однако Раковский считал, что союзники едва ли смогут направить против Советской Республики те силы, которые освободятся вследствие заключения мира с Германией; но будут принимать любые меры для организации новых, враждебных большевикам, сил, особенно если им удастся установить длительный мир между поляками и немцами.

Доказательством «дипломатического наступления союзных империалистов» против советских республик Раковский считал «полупризнание» союзниками Колчака, перемирие Петлюры с поляками, объединение белогвардейских фронтов Колчака с Деникиным, а также подписание мирного договора Германии с Антантой. «Теперь, — говорил Раковский, — союзники смогут использовать свои досуги для козней против Советской России и это самое опасное — свое снаряжение для войск генерала Галлера и Колчака»[712]. Но в признании Колчака Раковский заметил и положительный момент: Колчак согласился на признание независимости только Польши, остальные же «провинции» могли бы пользоваться лишь автономией. Такое решение не могло не вызвать осложнений, однако союзники и не желали восстанавливать единую Россию, так как она стала бы для них конкурентом на мировом рынке. Политика союзников, по мнению председателя Совнаркома Украины, преследовала цель «балканизации» бывшей Российской империи, а их соглашение с Колчаком — лишь ловкий политический обман, ибо свергнув советскую власть, союзники возьмут Россию в свои руки и предъявят ей непомерно тяжелый счет.