Утро нового дня началось с очередной перестрелки — правда, вялой с обеих сторон. Укры, видать, ещё не пришли в себя после вчерашнего и вновь наращивали силы. А ополченцам — к чему зазря боеприпасы тратить? Их и так — дефицит острый. Профессор говорил, что в таком же положении была Добровольческая армия в дни Ледяного похода: горстка отчаянных, окружённая со всех сторон многократно превосходящими силами противника и берегущая каждый патрон… Сравнение, может, и лестное, но оптимизма не внушает ни на грош.
В отсутствие капитана Олег оставался на позициях за старшего. Ему, как и другим бойцам, уже порядком надоела позиционная война, оборачивающаяся лишь каждодневными потерями среди мирного населения, и страстно желалось настоящего дела. Но какое, к чёрту, может быть дело? С голыми руками против артиллерии и танков не попрёшь. Сиди и жди… Штурма…
В кармане запиликал телефон. Олег машинально поднёс трубку к уху и вздрогнул услышав:
— Здорово, брат! А знаешь, кого я сейчас вижу в прицеле?
Олег инстинктивно пригнулся.
— Во-во, тебя. Ты башку свою не выставляй в другой раз, а то ведь на моём месте может кто другой оказаться.
— Значит, ты всё-таки здесь? Лёнь, какого хрена ты здесь делаешь?
— А ты?
— Я, вообще-то, здесь живу и вынужден защищать свой дом.
— От кого? От меня?
— Выходит, что и от тебя тоже!
— Вместе с террористами?
— Лёнь, твою мать! Вруби мозги хоть на секунду! Я что — террорист, по-твоему? Других террористов здесь нет!
— Скажешь, русских нет?
— А ты кто?! А я кто?! — заорал Олег в бешенстве, разгибаясь. — Ишь ты, какой справный украинец нашёлся! Коли я террорист, так давай стреляй в меня! Ну! Чего ждёшь?!
— Да не ори ты… Не буду я в тебя стрелять. Никогда не буду, понял? Мы ж братья всё-таки…
— Я тоже не буду в тебя стрелять. Потому что мне жаль отца. И бабку. Но про братьев — не надо… Три дня назад вашей миной убило пятилетнего мальчишку. Террориста, по вашим понятиям. Так, вот, лучше бы ты меня убил, а не детей.
— Я никаких детей не убивал!
— Какая, на хрен, разница, если ты сражаешься на стороне тех, кто их убивает?! Наш прадед войну в Берлине закончил, а ты…
Телефон дал сигнал отбоя. Олег едва удержался, чтобы не швырнуть его о землю:
— Трус! Бандеровец грёбаный! Упырок! — он закусил губу. — Какой же упырок… Чем же их там поят в этом проклятом Киеве? И как же им объяснить…
Лёнька всегда был добрым малым, честным. Значит, если он пришёл сюда, то был искренне убеждён, что здесь — враги. Как это могло быть? Неужели и отец думает так же? И сколько же таких замороченных лёнек по ту строну сражается и гибнет, становясь пушечным мясом в страшной игре мразей-политиков…
Только сейчас до Олега стали вполне доходить слова Профессора, которые ещё неделю назад показались ему при всём уважении пустым мудрованием, не актуальным для текущего момента.
Тот день принес известие о крупной операции «соседей», итогом которой стал разгром колонны противника. Больше всех этому событию радовались Дениро и Каркуша.
— Накрошили укропа — молодцы! — потирал руки одессит, недобро усмехаясь. — Будут вам, сукам, ещё и ягодки. За всё! Жаль, оружие захватить не удалось — пригодилось бы… — он с удовлетворённым видом рассматривал фотографии побоища на своём смартфоне, показывал подсевшему Каркуше: — Гляди, лепота какая! Понабили гадов…
— Можно бесконечно смотреть на три вещи: огонь, воду и накрошенный «укроп», — заключил Каркуша.
— Не вижу причин для вашего упоения, — резко оборвал их Профессор.
— Почему, товарищ капитан? Це ж враги! — пожал плечами Каркуша.
— «Це» — такие же русские и украинцы, как и мы, которым запудрили мозги, заморочили, заставили их поверить в то, что мы их враги, отравили ненавистью их души. Вот, и вся их вина. Думаете, при должной обработке вас бы не смогли зомбировать так же? Ещё как смогли бы. Опыта специалистам в этом деле не занимать, он не один век насчитывает… Поймите же… — лицо Профессора страдальчески исказилось. — Наши настоящие враги — это те, кто исковеркал, вывернул наизнанку души наших братьев с тем, чтобы они стали убивать нас, а мы их. Они одни заслуживают нашей ненависти. И если Бог позволит нам дотянуться до них, то к ним пощады быть не может. Но пока они далеко, и мы вынуждены сражаться с их жертвами, которые гибнут во имя великой лжи, которую сделали их идолом. А они — тоже люди. Русские люди, друзья мои. И радоваться их гибели я не могу, потому что помню, кто они на самом деле, кем рождены, а не кем их сделали мерзавцы-манипуляторы.
Вот уж не стал бы Олег сволочь по ту сторону русскими людьми считать. Выродки они и только. И права, в конце концов, их грёбаная «звезда» с её «Никогда мы не будем братьями». Точно, не будем! Правильно бард российский Лоза ей ответил: