Про Мировой Порядок Олегу кое-что читать приходилось. Жидомасоны, Рокфеллеры, мировая олигархия… Правда, вот, вникнуть в этот дело времени всё не доставало. А, пожалуй, ведь надо было?
— Установлению Мирового Порядка послужили и Первая, и Вторая мировые войны, спровоцированные одними и теми же руками, — говорил Профессор. — Третья — призвана довершить этот процесс. И ему очень мешают любые противящиеся силы, будь то отдельные люди или целые страны. В средствах борьбы нео-вандалы не стесняются никогда. Неугодных просто уничтожают, стирают с лица земли, что мы уже видели в Ливии, Сирии, Ираке, а ещё прежде — Югославии. А теперь испытываем на себе… — он перевёл дух. — Для чего я это всё вам говорю? Для того, чтобы вы не заблуждались в отношении реальной сути нашей войны. Древний китайский мыслитель Сунь Цзы говорил, что для победы необходимо знать своего врага и самого себя. Без этого знания нельзя выработать верной стратегии, а одной лишь тактикой можно выигрывать сражения, но нельзя выиграть войну. Если мы хотим победить, то не имеем права в чём-либо уподобляться нашему врагу. Ложь, подлость, насилие, глумление над убитыми — ничего этого не должно иметь место среди нас. Или вы думаете, что, смакуя снимки с изуродованными телами украинских солдат, вы чем-то отличаетесь от того упоротого укропа, который глумится над кадрами с вашими убитыми товарищами? Так вот ничем не отличаетесь, ибо вами в такие моменты владеет один и тот же дух. И чем больше мы станем принимать его в себя, тем меньше шансов победить. Потому что большее зло всегда одолеет меньшее, а тьма — сумрак. Значит, нам нужно другое оружие. Против тьмы — свет, против подлости — честь… Когда-то Белое Движение проиграло в том числе из-за того, что не смогло удержать эту высокую планку. И Боже нас сохрани от повторения тогдашних ошибок. Гражданская война значительно сложнее и страшнее любой другой…
Отчётливо вспомнился Олегу тот разговор. Прав, тысячу раз прав Профессор… Неужели убить Лёньку — это победа? Вправить ему мозги и выбить их тем гадам, что отравили столько душ — вот, победа. Да только гады — далеко. А в боях — с лёньками воевать приходится…
В этот момент на позициях появился Профессор, и Олег, отдав честь, обратился к нему:
— Сергей Васильевич, разрешите увольнительную до вечера — в город съездить.
— Зачем вам в город, Тарусевич? — удивлённо спросил капитан. — И что у вас с лицом? Вы словно приведение увидели.
— Видеть не видел, но слышал. И куда хуже привидения… — ответил Олег, понурив голову. — Против нас, оказывается, брательник мой родной воюет. Только что по телефону говорили.
— Вот оно что… — Профессор вздохнул. — Понимаю ваше состояние. Что поделать, такова Гражданская война.
— Сергей Васильевич, так до вечера разрешите?
— Невесту проведать хотите? — догадался капитан.
— Так точно.
— Ладно, поезжайте, встряхнитесь. Но не позднее десяти возвращайтесь.
Своего Города он не узнал. Опустевший, разрушенный едва ли не наполовину, он умирал, но всё ещё цеплялся за жизнь, всё ещё надеялся и молил о помощи… Сотни тысяч людей видели кадры, на которых была запечатлена искалеченная при бомбёжке Луганска женщина. Она ещё жива, она ещё не понимает, что от неё осталась лишь половина, что ноги обращены в страшное месиво… Она лишь чувствует страшную боль. И помнит, что где-то совсем рядом её ждёт дочь. Она ещё хочет жить и гаснущим взглядом всматривается в лицо снимающего — в лицо всякого замершего у экрана — и молит едва слышно: «Помогите!» Этих глаз — глаз смерти — забыть нельзя. И, вот, теперь этими глазами смотрел целый Город. Смотрел на каждого, взывал к каждому: «Помогите!» Вопрошал каждого: «За что?!» А сотни тысяч, миллионы людей сидели у телевизоров, буднично жевали яичницу с колбасой, перебранивались друг с другом, а потом переключали на какой-нибудь «камедиклаб» или подобную мерзость. Никому не пришло в голову, что во время, когда гибнут каждый день десятки русских людей, гибнут под русским флагом и с именем России на устах, не смеет Россия устраивать всевозможных празднеств, шоу, концертов, больше похожих на бесстыдные пляски на костях. Не смеет российское телевидение мешать кровь погибших с клюквой. Не смеет, не смеет, не смеют! — об этом хотелось кричать, но куда? Кому?
Большинство понимают слово «война» только тогда, когда видят в цинковых гробах своих родных, когда в их уютных квартирах вылетают стёкла и рушатся крыши… Когда это происходит за тысячу километров, на войну смотрят, как на очередной сериал. Матернутся сквозь зубы, «перетрут» от безделья да и уснут спокойно, испив пивка и с аппетитом закусив.