Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Я отвечал, что еще со вчерашнего дня командирован его высочеством в распоряжение генерала Радецкого.

— Ах да! — видимо, как бы вспомнил главнокомандующий и, потребовав к себе генерала Радецкого, поехал с ним по направлению к Систову.

Главнокомандующий, очевидно, был чем-то недоволен, но о чем шел разговор, мы не слышали, так как свита следовала в 20 шагах позади; лишь заметно было, что Феодор Феодорович находился в некотором смущении. Его высочество, быстро обернувшись, потребовал к себе дежурного ординарца, лейб-гвардии Уланского полка поручика графа Штакельберга[434], которому изволил дать следующее приказание:

— Возьми двух казаков и поезжай по направлению к Никополю до встречи с неприятелем, обо всем последующем мне доложи.

Поручик Штакельберг во время этой рекогносцировки наткнулся в лесу на неприятельский пост; черкесы во избежание рукопашной схватки ускакали, одного из них казак положил из берданки, снятое же с него оружие было представлено главнокомандующему. После объезда некоторых позиций мы прибыли на позицию, занятую 4-ю стрелковой бригадой. Увидев здесь генерала Скобелева, его высочество строго обратился к нему:

— Ты зачем здесь?

Генерал Радецкий хотел было отвечать: «Генерал Скобелев…» Но великий князь продолжал:

— Разве я тебя посылал к генералу Радецкому, и разве я тебе лично не приказал ехать к Рущуку? Отправляйся сейчас в Зимницу, отдай свою саблю полковнику Скалону и сиди в моей палатке до моего возвращения.

Взяв под козырек и повернувшись налево кругом, будущий герой Плевны, Ловчи и Шейнова отправился под арест. Генерал Драгомиров начал просить за Скобелева:

— Ваше высочество, простите его хоть ради тех заслуг, которые он оказал на переправе.

Но великий князь оставался и тогда непреклонен, когда генерал Скобелев Старший, отец Михаила Дмитриевича, стал тоже просить:

— Ваше высочество, простите моего Мишку: он уже и так достаточно наказан.

— Эх ты, старый, — отвечал Скобелеву главнокомандующий, — своего Мишку не знаешь, а еще отец! Я твоего Мишку не меньше тебя люблю, но сам посмотри, каков он: на переправу его никто не посылал, он произвольно оставил свой пост и в бой удрал, где, по-видимому, не боялся пуль, а теперь, когда я его послал на рекогносцировку, он не поехал почему-то, вдруг, видишь ли, страшно стало ехать без конвоя. А что он посидит у меня часа три или четыре в палатке — еще невелика беда. Зато знаю вперед, что если я что поручу ему, то он стену лбом расшибет, чтобы исполнить мое приказание. Только этого мне и нужно.

После таких доводов никто уже больше не просил за Скобелева, а последующие события и обстоятельства доказали, как верно и глубоко главнокомандующий понимал нашего славного Скобелева и как умел пользоваться его блистательными дарованиями для пользы и славы России. Впоследствии мне стало известно, что в полученных нами в палатке его высочества конвертах заключалось приказание генералу Радецкому послать на рекогносцировку полковника Николая Левицкого на Горный Студень, а меня к Никополю; что же касается генерала Скобелева, то он лично от главнокомадующего получил приказание ехать к Рущуку. Но так как все это своевременно не было исполнено, то генералу Радецкому сделано замечание, а Скобелева посадили под арест.

Мне приказано было присоединиться к главной квартире, вскоре долженствовавшей переправиться через Дунай, и ночевать в деревне Царевич в трех верстах от переправы. Стоянка в этой деревне нам памятна страшной жарой, какой еще не бывало.