Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Это была не совсем приятная новость, но она все равно меня ободрила, я немного расслабился и пошел ободрить своих домашних. Но прошло немного времени, а все наши соседи по улице уже уехали к Шипке. Моя жена заплакала и запричитала: «А почему же мы остались, неужели ради того, чтобы нас зарезали здесь, как кур?» Озадаченный вопросом, что же делать, я вышел на улицу. Я направился вверх по улице и встретил там одного офицера из ополчения на коне с нагайкой в руке, видимо дежурившего. Я приблизился к нему и спросил:

— Ваше благородие, что нам делать? Соседи выехали уже к Шипке, квартал остался пустой[324]. — И как будто я оскорбил его этим вопросом, он замахнулся на меня, сидя на коне с нагайкой, и грубо закричал мне:

— Ступай домой, ты, сукин сын, ты не болгарин, ты жид, ступай![325] — и погнал меня домой нагайкой, однако не ударил. Загнал меня внутрь и припугнул: — Застрелю, если увижу тебя на дворе, — и вернулся назад.

Дома я не мог вытерпеть плач домашних. Было 11 часов вечера по турецкому времени, и я решил выйти, обошел город по окраинам и пришел в монастырь к Лейхтенбергским князьям. Евгений надевал сапоги, а Николай стоя читал письмо. Я поприветствовал их, пожаловался им на этого офицера, а потом спросил:

— Что?

— Ничего, отступаем; ступайте же и вы на Шипку.

Как громом пораженный вышел я оттуда и бегом прибежал домой. Заплакал и сказал: «Едем!» Мы поцеловали руки у матери и отца, оставили им 5 лир и попросили у них благословения. «Если мы доживем до завтра, то я вернусь, чтобы взять вас с собой», — сказал я и поехал, как был, с женой и сестрой. Одетые в летние ситцевые платья, они несли по одной сумке с бельем и некоторыми драгоценностями. «Прощайте!» — сказал я родителям, надрывавшимся от плача, и мы направились к Шипке. Было половина первого по турецкому времени. Я думал, что мы последние, кто бежит; но когда мы выехали за пределы города, орешник оказался полон людьми. Они все направлялись к Шипке и большинство пешком, как и мы; то там, тот тут иногда лишь виднелась какая-нибудь телега или женщины и дети на лошади. Было приятно ехать в таком плотном окружении, несмотря на то, что потерял все и бежишь, не зная куда, еще и пешком. Ты не думаешь о несчастье, когда смотришь вокруг себя, а там все такие же, все, как ты. Так мы, после 15-дневного царствования, бежали и не заметили, как прибыли в село Шипку.

V. В селе Шипке

Было уже три часа, и на улицах толпилось столько народу, что яблоку негде было упасть. Вдалеке виднелась Шипка, и все было заполнено людьми. Мы шли и не знали, куда идем; внезапно кто-то окликнул меня, я обернулся и увидел у механы[326] старика Христо Папазоглу, тот звал меня угоститься.

— Давайте мы сначала устроимся, а тогда и угостимся. А вы где остановились?

— У Тотевых.

— Есть ли там и для нас место?

— Нет; везде полно народу.

— Тогда мы пойдем искать жилье.

Расставаясь, я увидел у него за пазухой феску; я выдернул ее оттуда.

— Как только придут турки, я сразу же ее надену.

— Ты очень предусмотрителен, — сказал я и оставил его.

Пока я поднимался вверх по сельским улицам, я услышал, что кто-то зовет меня. Обернувшись, я увидел дядю Константина, сидевшего у какой-то лавочки на стульчике. Мы остановились около него, и он спросил нас:

— Куда идете?

— И сами не знаем; идем искать себе места.

— Идите к нам, я приготовил вам место.

Это был постоялый двор Николы-красильщика, там он и снял для нас одну комнату. Сам дядя поселился со своим зятем. Мы обрадовались всем сердцем. «Слава Богу», — сказал я, и мы начали обустраиваться. Комната была над дорогой и около тех комнат, которые занял дядя; но пустая, без мебели, только на полу была постлана циновка. Что есть, то есть, — сказал я себе, ведь мы не под открытым небом, да и, сказать по правде, на дворе июль месяц. Мой дядя привез с собой и повозку, стоявшую во дворе; погода была хорошей, луна светила, как днем, и я попросил его послать повозку в Казанлык, чтобы привезти моих отца и мать. Он послушался меня, и мы отослали ее. Этой ночью мы почти не спали, да и можно ли было спать на голой циновке, без подушки и постели? Как только рассвело, я встал, умылся водой из колодца и, пока брился во дворе, увидел другую свою сестру, зятя, свояченицу и бабушку — растрепанные, голые и босые, с малыми детьми на спинах и в руках, они предстали передо мной.

— Где вы были вчера ночью и откуда идете?

— Из Казанлыка.

— А старики?

— Не знаем, что с ними, мы оставили их там. С тех пор как вы уехали, мы все решили, что лучше всего перебраться к ним, в ваш дом. Мы ужинали и все говорили о вас, думали о вас, найдете ли вы, где переночевать, если доберетесь живыми и невредимыми. Прошло уже полночи, мы легли спать, одни на ваших кроватях, другим постелили внизу. Не успели мы заснуть, как захлопала дверь, и так сильно, будто ее хотели расколоть.

«Кто там?»

«Ступайте скорее на Шипку, турки идут».