Русское масонство. Символы, принципы и ритуалы тайного общества в эпоху Екатерины II и Александра I

руководил в Петербурге масонской ложей. В русских источниках не осталось никаких сведений о деятельности Кейта в этом отношении; воспоминание о ней сохранилось только в одной масонской песне, указанной Ешевским в сборнике, напечатанном, без означения времени и места, в первой четверти XIX столетия. В этой песне Кейт вспоминается таким образом:

По нем (по Петре Великом) светом – озаренный
Кейт к россиянам прибег;
И усердьем воспаленный
Огнь священный здесь возжег,
Храм премудрости поставил[54]

,Мысли и сердца исправил
И нас в братстве утвердил.
Кейт был образ той денницы,
Светлый коея восход
Светозарныя царицы
Возвещает в мир приход[55] и т. д.

Из этих известий о начале лож в России надо, кажется, заключить, что первоначальное масонство введено было прямо англичанами, которые внесли его в чужую страну для собственного употребления, точно так же, как они обыкновенно приносят с собой свои нравы и обычаи, и что масонство держалось исключительно или преимущественно между иностранцами, среди которых русские были только случайными или второстепенными членами лож. Но кроме англичан, вводителями масонства были, по-видимому, и немцы, которых уже и тогда было много в России, особливо в Петербурге. В самой Германии масонство уже в 1730-х гг. имело весьма много последователей, и есть основания думать, что во времена Анны Иоанновны и Бирона у немцев в Петербурге были и масонские ложи. О самом Кейте есть сведения, что он имел какие-то связи с немецкими ложами (именно в Гамбурге) еще до своего гроссмейстерства в России. В истории известной берлинской ложи Трех глобусов мы находим, что еще в период 1738–1744 гг. эта ложа имела деятельную корреспонденцию между прочим и с Петербургом. И много спустя, например в 70-х гг., иностранцы, особенно немцы, играли значительную роль в русских ложах, а за это раннее время их преобладание в ложах было еще более естественно. Имя Кейта в особенности сохранено масонским воспоминанием, вероятно, потому, что при нем масонство в первый раз проникло в собственно русские кружки.

По-видимому, уже вскоре масонство начало проникать и другими путями, не только через иностранцев, живших в Петербурге, но и через русских, которые сами вывозили его из-за границы.

К 1747 г. относится мало известное до сих пор дело о масонстве графа Николая Головина. Он служил волонтером в прусской службе, около этого времени вернулся из-за границы и в Петербурге призван был к А.И. Шувалову: ему объявлено было от имени императрицы (Елизаветы), что «хотя она довольные причины имеет о поступках его сумневаться», но по своему природному великодушию и милосердствуя к молодости Головина, надеется, что он впредь исправится, – и ему велено только уехать в Москву и быть скромнее. Его подозревали в исполнении каких-то поручений от прусского короля, Фридриха II, к его дипломатическому агенту в Петербурге, графу Варендорфу. На допросе Головина между прочим спросили, чтобы он без утайки объявил о своем вступлении в «фрамасонский орден», назвал, какие есть еще русские члены его и какие наблюдаются в нем законы или уставы; на что Головин отвечал: «Я, признаюсь, жил в этом ордене и знаю, что графы Захар да Иван Чернышевы в оном же ордене находятся, а более тайностей иных не знаю, как в печатной книге о фрамасонах показано». Какую он разумел печатную книгу, неизвестно.

Дальнейших сведений о том, где Головин вступил в орден или где вступили в него Чернышевы, в каком положении были тогда русские ложи, пока еще нет.

По некоторым известиям, упоминается под 1750 г. в Петербурге ложа Скромности (Zur Verschwiegenheit), неизвестно, русская или иностранная, скорее – последнее. В этой ложе Скромности датский министр барон Мальцан, принадлежавший к ложе Зоровавеля (Zorobabel zum Nordstern) в Копенгагене, принял двух братьев из Риги, фон-дер-Гейде и Цукербекера, которые затем в том же году основали ложу Северной звезды (Zum Nordstern) в Риге.