Русское мессианство. Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли

Характеризуя пресловутое «декадентство», ставшее в известном смысле знаковым отличием российского искусства «конца века» и питательной почвой многих, как оптимистических, так и весьма пессимистических пророчеств, К. Бальмонт на пороге XX в., в 1900 г., дал исчерпывающее определение этого понятия, верность которого стала очевидна лишь спустя семнадцать лет. Он отрицал реакционную природу декадентства и утверждал креативный, освободительный характер этого духовного течения: «Декадент в истинном смысле слова есть утонченный художник, гибнущий в силу своей утонченности. Как показывает само это слово, декаденты являются представителями эпохи упадка. Это люди, которые мыслят и чувствуют на рубеже двух периодов, — одного законченного, другого еще не народившегося. Они видят, что вечерняя заря догорела, но рассвет еще спит где-то, за гранью горизонта: оттого песни декадентов — песни сумерек и ночи. Они развенчивают все старое, потому что оно потеряло душу и сделалось безжизненной схемой. Но, предчувствуя новое, они, сами выросшие на старом, не в силах увидеть это новое воочию, — потому в их настроении рядом с самыми восторженными вспышками так много самой больной тоски. Тип таких людей — ибсеновский строитель Сольнес, он падает с той башни, которую выстроил сам» (^‹114>, 54).

В. Брюсов, писатель философского склада, видел в символизме прежде всего интуитивный путь познания мира, путь пророческого озарения, «ключи тайн». Открывающие людям путь из «голубой тюрьмы» к вечной свободе. Превыше всего он ценил «те мгновения экстаза, сверхчувственной интуиции, которые дают иные постижения мировых явлений, глубже проникающие за их внешнюю кору, в их сердцевину» (там же, 59).

Самосознание большинства «декадентов» можно определить как оптимистично-трагическое, полностью соответствующее эпохе надвигающихся грандиозных катаклизмов. Их творчество, хотя и резко отличалось по характеру от сочинений революционных демократов, перекликалось с последними в главном — в предчувствии катастрофы. Революционеры — от народников до эсеров и большевиков — готовили насильственное свержение «прогнившего строя» во имя установления марксистского «коммунистического рая» на земле. Декаденты же ожидали Судного дня с надеждой на прощение, но также и с полной готовностью принести себя на алтарь служения великому делу, если того требует от них Всевышний: «И потому выйдите из среды их и отделитесь», — говорит Господь. «Что бы ни было, мы идем к нашей радости, к нашему счастью, к нашей любви…» — радостно заявлял А. Белый в 1904 г. (^‹114>, 66).

В советские времена разделение «народно-демократической» и «декадентской» линий развития русской литературы было общим местом, причем «декадентское» («ночное») направление, за редкими исключениями, подвергалось жестокой критике или напрочь отвергалось (некоторое смягчение наступило только в предперестроечные годы). Однако сегодня такое разделение представляется весьма условным и искусственным, поскольку цель — обновление социальной и духовной жизни — была едина, различались лишь средства ее достижения. Почти вся российская творческая интеллигенция двигалась в одном направлении, хотя и разными путями. Социалисты всех мастей успешно фокусировали свои усилия на пропаганде, на идейной обработке народных масс, но интеллектуалов варварский экстремизм марксистских догм всерьез привлечь был не способен. Однако литература и искусство в то же самое время готовили образованную часть населения к самоотверженному и сознательному приятию грядущего Апокалипсиса, к искупительным жертвам во имя духовного возрождения.

Обольщение фантомом «светлого будущего» было массовым, хотя и не всеобщим. Русские интеллигенты видели в революционном обновлении жизни залог победы справедливости и гуманизма над мрачной реальностью погибающей России. Большинство из них, лжепророков поневоле, даже в страшном сне не могли предположить, чем обернутся вскоре их надежды, упования и чаяния.

«Революционное движение было укомплектовано кадрами, поддержано и развито интеллигенцией; оно получило все идеи, всю этику, систему ценностей, мировоззрение и образ мышления от интеллигенции. <…>