Русское мессианство. Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли

…Так идут державным шагом —
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.

Отряд готовых к убийствам и насилиям именем революции головорезов, апостолов-красноармейцев «без креста» возглавляет виртуальный Иисус Христос в невинном «белом венчике из роз», несущий кровавый флаг. Вокруг этого странного финала, этой кульминации блоковского мессианства, разгорелась полемика, не утихшая и по сей день, причем за дискуссией о финале сегодня уже отходят далеко на задний план споры о самой поэме. Каждый литературный критик считал своим долгом попытаться дать свое толкование неожиданному явлению Христа. Сам автор тоже не остался в стороне. К. Чуковский вспоминает показательный ответ Блока на замечание Гумилева о том, что внезапное появление Христа — всего лишь литературный эффект: «Мне тоже не нравится конец „Двенадцати“. Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И я тогда же записал у себя: к сожалению, Христос» (^‹185>, с. 229).

Почему же все-таки Христос, а не Антихрист? Что это, как не зловещая перверсивная пародия в духе Босха? Блок, по свидетельству К. Мочульского, и сам чувствовал зловещую несуразность созданного «на едином дыхании» образа и даже отмечал в дневнике, что на месте Христа должен был бы выступать Другой, то есть Антихрист. Однако в конце концов он оставил Христа, видимо, полагая, что Бог, допустивший победу антихристова воинства, сам может это воинство и возглавить.

П. Флоренский видел в финале поэмы апофеоз блоковского демонизма. Ф. Степун в работе «Путь Александра Блока от Соловьева к Ленину» прямо указывает на антихристову сущность героя финала. В сборнике «Из глубины» Аскольдов, например, трактует Ленина как воплощение Антихриста, а революцию — как приход антихристова царства. С. Булгаков видел в блоковском финале самозванца, «обезьяну Христа». Луначарский, со своей стороны, сожалел, что поэт не заменил Христа вождем революции.

В интерпретации ортодоксальной советской критики, Блок предсказал победу революционного порядка над хаосом анархии. Однако сегодня можно сказать иначе: Блок предсказал торжество террора и хаоса над всем, что было для него дорого в России. Ночь и вьюга — вот образы, доминирующие в поэме. Россия, погрузившаяся во мглу, отданная на растерзание вихрю революции. И Христос благословил торжество тьмы! Для Блока, поэта мистического религиозного чувства, сама мысль о том, что Бог потворствует стихии террора и воплотившим ее насильникам «без креста», должна была быть мучительна, но он долгое время упорствовал в своем «сакральном видении» революции. К. Чуковский в своих воспоминаниях приводит типичный для того периода эпизод: «Как-то в начале января 1918 года он был у знакомых и в шумном споре защищал революцию октябрьских дней. Его друзья никогда не видели его таким возбужденным. Прежде спорил он спокойно, истово, а здесь жестикулировал и даже кричал. В споре он сказал между прочим:

— А я у каждого красноармейца вижу ангельские крылья за плечами» (^‹185>, с. 223).

Конечно, и Христос во главе антихристова воинства, и ангельские крылья за плечами красноармейцев были в значительной степени данью мистической риторике. В действительности Блок, внешне принявший лозунги большевистской пропаганды и даже при случае охотно их повторявший в своих выступлениях, не мог избавиться от эсхатологических предчувствий — в которых, впрочем, обозначилась большая путаница. В письме З. Гиппиус от 31.5.1918 г. Блок, пытаясь оправдать свою позицию, объясняет переход на сторону «варваров» факторами, весьма далекими от принятия большевистской идеологии: «Не знаю (или знаю), почему Вы не увидели октябрьского величия за октябрьскими гримасами, которых было очень мало — могло быть во много раз больше.

Неужели вы не знаете, что „России не будет“, так же, как не стало Рима не в V веке после Рождества Христова, а в 1-й год I века?

Также не будет Англии, Германии, Франции. Что мир уже перестроился? Что „старый мир“ уже расплавился?» (^‹185>, с. 227).