Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Рассуждая таким образом, повествователь, как нам представляется, вскрывает непреодолимое противоречие российской жизни в образном строе не только романа «Кто виноват?», но и в целом в литературе рассматриваемого периода. Воспитывая в себе то, что В. Г. Белинский назвал «гуманностью» (иными словами, способность самому иметь и в других уважать человеческое достоинство, собственный взгляд на жизнь), неизбежно приходится от этой самой жизни отгораживаться, становиться ей чужим, «немцем», испытывать агрессивное с ее стороны давление и в конце концов уходить в так называемые «лишние люди», каковыми являются едва ли не все сплошь герои русской литературы, в которых более или менее забрезжила мысль и начала формулироваться некая идеология. Не случайно же и Н. А. Добролюбов под понятие «обломовщина» подвел не только самого Илью Ильича Обломова, но и Онегина с Печориным, и Тентетникова с Рудиным, и того же Бельтова, поскольку на них на всех лежит неизгладимая печать «бездельничества, дармоедства и совершенной ненужности на свете». У них у всех, по словам революционно настроенного критика, «одна общая черта — бесплодное стремление к деятельности, сознание, что из них многое могло бы выйти, но не выйдет ничего»[317].

В то же время, призывая «лишних людей» оставить пустую болтовню и начать «дело делать», Николай Александрович сам же и говорит, что к тому моменту, когда он слагает процитированные строки, для таких энергичных деятелей, как, например, Штольц, время не приспело. И «литература не может забегать вперед жизни», «людей с цельным, деятельным характером, при котором всякая мысль тотчас же является стремлением и переходит в дело, еще нет в жизни нашего общества…»[318]

Может быть, оттого, как только подобный деятельный герой в русской литературе XIX века возникает, с ним происходит то же, что с Чацким, — ум с сердцем оказываются не в ладу и героя записывают в сумасшедшие. Или он, как Штольц, будучи полунемцем, занимаясь доходным бизнесом, оказывается совсем не ко двору традиционной российской жизни. Или вообще является из-за рубежей нашей Родины, вроде тургеневского Инсарова из романа «Накануне», и туда же возвращается, а то и попросту оказывается жуликом и авантюристом, как гоголевский герой Павел Иванович Чичиков.

Владимир Бельтов, вопреки советам трезвого родственника вступить в Оксфордский университет и заняться медициной, пошел в университет московский и на факультет этико-политический. Закончив обучение, с колоссальными планами и мечтами он отправился в Петербург и благодаря полезным знакомствам был зачислен в некую канцелярию, поначалу рьяно взявшись за дело. Опытные чиновники через короткое время заметили, что толку из их молодого собрата не выйдет. «Формы не знает, — констатировал старейший из них, — да кабы не знал по глупости, по непривычке — не велика беда: когда-нибудь научился бы, а то из ума не знает; у него из дела выходит роман… три месяца всякий день ходит и со всякой дрянью носится, горячится, точно отца родного, прости господи, режут, а он спасает, — ну, куда уйдешь с этим? Видали мы таких молодцов, не он первый, не он последний, все они только на словах выезжают: я-де злоупотребления искореню, а сам не знает, какие злоупотребления и в чем они… Покричит, покричит да так на всю жизнь чиновником без всяких поручений и останется…»[319]

Действительно, Бельтов скоро к канцелярским занятиям охладел и канцелярию оставил ровно за десять лет до приезда своего в город NN. Что делал он в течение этого времени? Автор кратко отвечает: «Все или почти все». А что сделал? Ответ: «Ничего или почти ничего». Да, он испытывал себя «по медицинской части». Но очень скоро наткнулся на те вопросы, на которые медицина учено молчит и от разрешения которых зависит все остальное. Он хотел взять эти вопросы приступом, но они требовали долгих неутомимых трудов, а на такие труды у него не было способности. И к медицине он охладел, а особенно к медикам, которые не хотели «священнодействовать», а хотели жить обыкновенной жизнью, в том числе и для себя.

Затем он стал искать себя на поприще художническом. Но и живопись не удовлетворила Бельтова: «…в нем недоставало довольства занятием; вне его недоставало той артистической среды, того живого взаимодействия и обмена, который поддерживает художника»[320].

Здесь его настигло подобие любви. После любовного опыта, на который потратилось много жизни и состояния, он уехал в чужие края — «искать рассеянья, искать впечатлений». А его мать отправилась в имение Белое Поле поправлять пошатнувшееся из-за забав сына состояние и копить деньги, чтобы сын на чужой стороне ни в чем не нуждался. Но и за границей его одолела скука, на него нашла хандра, и он решил возвратиться в родной город, чтобы «начать службу по выборам».