Сам по себе документ, составленный советником молодого Ивана IV протопопом Сильвестром в конце XV — начале XVI века, носит откровенно регламентирующий и назидательный характер. В условиях отсутствия основополагающих законодательных норм бытия он был призван выполнить роль сценарного плана поведения государя, господина, хозяина, земледельца, родителя, подданного по поводу как своих собственных дел и отношений, так и дел и отношений, связанных и зависящих от него других людей, в первую очередь его близких. Наставление, призванное задать основные константы общественной жизни в условиях Средневековья, когда не только не было речи о каком бы то ни было развитии личностного начала и самосознания, но даже и о более низких степенях самостоятельности и свободы человека, в общественной жизни играло свою необходимую роль.
Как всякая средневековая педагогика «Домострой», например, давал подробное обоснование того, что своеволие и дерзостное упрямство в детях можно и нужно подавлять с помощью телесных наказаний. И это установление было в русле велений времени, поскольку до конца XVII века жизнь несовершеннолетнего вообще не признавалась равнозначной жизни взрослого. Своего ребенка можно было и убить, особенно если он каким-либо образом посягнул на жизнь или достоинство родителей. Поэтому телесное наказание от руки отца за более мелкие проступки, равно как и «впрок», считалось благом и в порядке вещей. Свое историческое «оправдание» имело и прописанное в «Домострое» уничижительно-властное отношение мужчины к женщине, поскольку, согласно религиозным воззрениям, женщина была потенциальным пособником дьявола.
Исследователи русской средневековой культуры, справедливо указывая на исторический характер памятника, иногда сетуют на якобы приписываемое ему и более позднее влияние на русскую общественную жизнь, инициируемое его почитателями. В этой связи в отечественной медиевистике можно встретить критические высказывания в адрес И. С. Тургенева, Льва Толстого, Максима Горького о том, что они якобы ошибочно обнаруживали в современной им жизни явления «домостроевщины», в первую очередь имея в виду прописанные в памятнике отношения мужчины к женщине, отца к детям и домочадцам, прочие примеры своеволия мужского начала. Конечно, далеко не во всех случаях в мужском поведении такого рода можно точно установить его идеологический источник. Вместе с тем стремление славянофилов уже в XIX столетии обосновать особость русской нации, якобы продолжающей жить по установлениям «Домостроя», равно как и отмечаемое ими исконно враждебное отношение к России со стороны Европы, было реальным и вполне законным поводом для критических высказываний в отношении «домостроевщины». Вот, например, как в этой связи писал один из основателей славянофильства, А. С. Хомяков. По его мнению, продолжает иметь место «недоброжелательство к нам других народов», которое, «очевидно, основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде перед этою самостоятельной силою, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов, отказать нам в этом праве они не могут, но и смириться с тем — тоже»[382]
.Как позитивное нравоучительное наставление «Домострой», по мнению ряда современных исследователей, содержал в себе ряд несомненно важных смыслов и ценностей, которые желательно было включить в русскую общественную жизнь и хозяйственную практику как во времена его создания, так и столетия спустя. Это прежде всего представления о «самовластности» человека, который своей волей совершает поступки, ведущие к добру или злу, правде или неправде; о «деянии» как основании положительной или отрицательной оценки человеческой личности; об «уме», «разуме», «смысле» как самом ценном свойстве человека; о «труде» как основе жизни и сопутствующих этому осуждении лени, праздности, пьянства. Вместе с тем в нем резко осуждались «страсти», нарушающие перечисленные качества и нормы поведения человека. Некоторые специалисты в своих оценках «Домостроя» даже приходят к тому, что объявляют его явлением, актуальным и для нашего времени[383]
.Резон в такого рода замечаниях, на наш взгляд, может быть в том, что для культурного развития любого человека предпочтительное знать, нежели не знать какой-либо исторический памятник. Однако предполагать инициируемое им спустя столетия позитивное воздействие или ожидать от него столь же сильного влияния, которое он, возможно, имел в свое историческое время, сомнительно.