Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Впрочем, для восприятия содержащихся в художественном тексте смыслов и ценностей, значимых для современности, наряду с даваемыми исследователями советами столь же важны и выдвигаемые ими интерпретации. При этом исключительное значение имеет их собственная научная осведомленность, беспристрастность и объективность изложения, а также чувство ответственности за достоверность сообщаемого. В противном случае мы получаем исследование идейно ангажированное, тенденциозное, а порой и не до конца правдивое. К сожалению, такого рода оценок, на наш взгляд, заслуживает недавно переизданное в серии «Жизнь замечательных людей» повествование М. П. Лобанова, посвященное исследованию жизни С. Т. Аксакова, его сыновей — Константина и Ивана, а также их друзей и знакомых[384].

Если попытаться мысленно реконструировать отстаиваемую автором исследования систему ценностей, то на верхних ее ступенях должны быть расположены государственность (в форме самодержавия), православие и народность. Как видим, вновь из глубины времен всплывает все та же российская формула, несмотря на весь негативный опыт, который не без ее воздействия был выстрадан нашей страной.

Идол государства, любой ценой и жертвами удерживающий территорию и одновременно выступающий в роли единственного, могучего, взыскующего и заботливого отца по отношению к подданным — несомненный идеал, воплощение которого М. Лобанов находит у отца и сыновей Аксаковых, других славянофилов и который разделяет сам. В этом деле верным партнером Русского государства выступает православная церковь, заботящаяся о нравственном благополучии и никак не менее о послушности паствы молоху государства. К тому же у государства и православия, представленного таким образом, оказывается общий враг — католическая и протестантская ветви христианства. Народ же в славянофильской трактовке — это поглощенная заботами друг о друге более, чем каждый о самом себе, огромная семья, надзираемая и окормляемая государством и церковью.

Вся эта конструкция, естественно, изображается как нравственно более возвышенная, нежели любое социальное сообщество, государственная организация или христианство на Западе. К тому же российская система, существующая под знаменем со словами «самодержавие, православие, народность», действенно озабочена проблемой не только любви русских друг к другу, но и всемирной взаимной любовью людей, в чем она, само собой, неизмеримо более, нежели западное сообщество, бескорыстна, альтруистична и христолюбива. По этой причине опять же автором отмечается нелюбовь к русским со стороны иностранцев.

В русской системе сосредоточено все лучшее. Даже злодеи, и те более заботятся о благе крестьян, нежели о своем собственном. (Так, вполне серьезно, пишет Лобанов, в чем-то повторяя Аксакова, например, о «звере» Михайле Куролесове, который все же зверь и злодей меньший, чем злодеи-буржуа.)[385]

Впрочем, сентенции, подобные приведенной о Куролесове, в лобановском исследовании — не главное. В книге им затрагиваются куда более масштабные и значимые идейные сюжеты. Прежде всего это, конечно, крепостное право как общероссийское зло. Но вот каково было его историческое значение, спрашивает исследователь. И далее изумленный читатель узнает, что славянофилы, оказывается, как утверждает Лобанов, «рассматривали крепостное право, введенное при Борисе Годунове, как историческую жертву русского народа, благодаря которой государство сохранило себя в чрезвычайно кризисную эпоху: закрепленной оседлостью земледельцев государство смогло противостоять тем центростремительным силам, которые раздирали его в период войн и смут конца XVI и XVII веков. Вся тяжесть закрепощения легла на плечи и душу русского народа (выделено нами. — С. Н., В. Ф.)»[386].