Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Итак, время охоты — особое время, со своими законами. Как бы продолжая размышления Мих. Лифшица, литературовед С. Г. Бочаров пишет: «На время охоты устанавливается стихийно иной жизненный строй, отношения исправляются, смещаются роли, сдвинута привычная мера во всем — в эмоциях, поведении, даже разговорном языке. Через этот глубокий сдвиг и достигается „настоящее“, полнота и яркость переживаний, очищенных от затуманивающих и заслоняющих интересов той жизни, какая ждет тех же людей за пределами особого времени охоты. …С началом времени охоты как раз кончается время, когда придают много веса игрушечным вещам, и вступают в силу действительные соотношения…»[433]

Центральная фигура эпизода охоты в «Войне и мире», за которой и помысливается «настоящее», конечно, доезжачий и ловчий Данило. Его первое появление перед барином Николаем Ростовым обозначается презрительным взглядом. Но презрение это «не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот все презирающий и превыше всего стоящий Данило все-таки был его человек»[434]. Пока не вошла в свои права охота, Данило остается все еще «человек барина», но Николай Ростов уже чувствует ту робость перед ним, которую Толстой называет робостью влюбленного в присутствии своей любовницы.

И вот готовится выезд. Данило вновь появляется в кабинете барина. «Несмотря на то, что Данило был невелик ростом, видеть его в комнате производило впечатление, подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как-нибудь господских покоев, и стараясь поскорее все высказать и выйти на простор, из-под потолка под небо»[435].

Данило у Толстого — это воплощение естества, пространства природы, распахнутого и вольного, в отличие от тесноты барской усадьбы; это воплощение народного, крестьянского духа. Примечательно, что в самом начале романа такое же «медвежье» впечатление производит и Пьер Безухов, незаконнорожденный сын екатерининского вельможи Кириллы Безухова, когда попадает в великосветский салон Анны Шерер. Мы помним, что престарелая фрейлина императрицы осторожно сопровождает его по салону, опасаясь, как бы Пьер чего не повредил. Так устанавливается родство между любимым героем Толстого и крестьянским, а затем и естественным миром натуры.

Данило как бы заполняет собой всю охоту, сливаясь с ней и оттесняя в сторону участвующих в забаве бар. «Вслед за лаем послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам, и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из-за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно-тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из-за леса и звучал далеко в поле»[436].

Осознавая себя по полному природному, естественному праву демиургом этого мира, охотник-крестьянин Данило не прощает ошибок барам, и теперь как бы они становятся его «людьми», чем обнажается условность, искусственность их положения по отношению к тому настоящему, что воплощает собой ловчий. Вот, например, знаменитый эпизод, когда граф Ростов упускает волка. На лошади Данило подскакивает к барину, в глазах его сверкает молния.

«— Ж…! — крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.

— Про… ли волка-то!.. охотники! — И как бы не удостаивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всею злобой, приготовленною на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина…»[437]

Но потом, когда волк все-таки уже был затравлен и пойман, на замечание графа: «Однако, брат, ты сердит» — Данило ничего не ответит, а только застенчиво улыбнется «детски-кроткою и приятною улыбкою», заняв вновь свое место в системе обыденных отношений, принципиально отличных от праздничного единения с природой.

Расширяя пространство метафорических аналогий, которые предлагает эпизод охоты, С. Бочаров видит в поведении ловчего на охоте миниатюрный прообраз ситуации двенадцатого года, а в Данилином облике — образ «дубины народной войны». Он сравнивает места, которые соответственно занимают во время охоты ее центр крестьянин-охотник и «бесполезный» граф, с тем, в каком соотношении находятся граф Растопчин в страшные дни падения Москвы и народ. В романе «Война и мир» Растопчин, как помним, во время спокойствия исторического моря еще как-то упирающийся со своей утлой лодочкой в корабль народа, теперь, перед бушующей стихией событий оказывается бессилен. Теперь «корабль» идет своим ходом. И правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в состояние ничтожного, бесполезного и слабого человека.