Жизнь леса, природы сливается в сознании с социальной жизнью, которая хоть и внедряется в природу, но в то же время принципиально не нарушает гармонической целостности мира. Здесь находится место и охотнику-казаку, и его противнику — абреку. Целое колеблется только тогда, когда в сознании возникает образ «чужаков», солдат. Они из этого синкретного целого вычленяются. Это, собственно, и есть выражение мыслительного процесса в голове Ерошки. «А то как ружье где далече ударит, мысли придут. Подумаешь: кто это стрелил? Казак, так же как я, зверя выждал, и попал ли он его, или так только, испортил, и пойдет, сердечный, по камышу кровь мазать так, даром… Или думаешь себе: „Может, абрек какого казачонка глупого убил“. Все это в голове у тебя ходит. А то раз сидел я на воде, смотрю — зыбка сверху плывет. Вовсе целая, только край отломан. То-то мысли пришли. Чья такая зыбка? Должно, думаю, ваши черти солдаты в аул пришли, чеченок побрали, ребеночка убил какой черт: взял за ножки да об угол. Разве не делают так-то? Эх, души нет в людях! И такие мысли пришли, жалко стало. Думаю: зыбку бросили и бабу угнали, дом сожгли, а джигит взял ружье, на нашу сторону пошел грабить. Все сидишь, думаешь…»[461]
Нет в людях, пришедших из цивилизованной России, души. А вот в животном мире леса есть. У Ерошки и дикая свинья разговаривает, чему неподдельно удивляется Оленин. «А ты как думал? — убеждает его охотник. — Ты думал он дурак, зверь-то? Нет, он умней человека, даром что свинья называется. Он все знает… Да и то сказать: ты ее убить хочешь, а она по лесу живая гулять хочет. У тебя такой закон, а у нее такой закон. Она свинья, а все она не хуже тебя; такая же тварь божия. Эхма! Глуп человек, глуп, глуп человек!»[462]
Здесь, по существу, изложена вся несложная философия Ерошки. Она проста в изложении, но сложна в практическом постижении. Для Оленина, во всяком случае. Грубый Ерошка, например, может своими толстыми пальцами отгонять летящих на огонь бабочек, приговаривая: «Сгоришь, дурочка… Сама себя губишь, а тебя жалею…» Дмитрию Оленину вряд ли придет в голову делать такое, поскольку он занят исключительно своим внутренним миром. Между тем Ерошке нравится как раз «простота» Оленина. Простота в том смысле, замечает в скобках автор, что ему не жалели вина.
Насколько «прост» Оленин, видно по его поведению в лесу. «Ученый» (по определению Ерошки) герой Толстого то и дело отделяет себя от себя, смотрит на себя как на другого. Так, он знал, что в лесу шалят абреки и для пешехода здесь сильная защита — ружье. «Не то чтобы ему было страшно, но он чувствовал, что другому на его месте могло быть страшно…» Он тут же представляет себя в роли «Куперова Патфайндера», рисует в воображении встречу с абреками. И наверное, именно потому возвращается домой «усталый, голодный и сильный». Однако гораздо интереснее наблюдать за Олениным, когда он остается в лесу без сопровождения Ерошки, — за тем, как меняется настроение, самоощущение героя. Его, как и его собаку, облепляют мириады комаров, проникая и через черкеску. И он уже готов бежать от них, но, вспомнив, что живут же здесь люди, решился вытерпеть и стал отдавать себя на съедение. И к полдню это ощущение стало ему даже приятно. «Эти мириады насекомых так шли к этой дикой, до безобразия богатой растительности, к этой бездне зверей и птиц, наполняющих лес, к этой темной зелени, к этому пахучему, жаркому воздуху, к этим канавкам мутной воды, везде просачивающейся из Терека и бульбулькующей где-нибудь под нависшими листьями, что ему стало приятно именно то, что прежде казалось ужасным и нестерпимым…»[463]
На какой-то момент Оленин сливается с природой, во всяком случае в нем возникает «странное чувство беспричинного счастия и любви ко всему». Но вот опять он смотрит на себя со стороны, как бы оценивая свое состояние и свое поведение, то есть ведет себя как чужой по отношению к той среде, в которой оказывается. «Вот я, — думает он, — Дмитрий Оленин, такое особенное от всех существо, лежу теперь один, Бог знает где, где жил олень, старый олень, красивый, никогда, может быть, не видавший человека, в таком месте, в котором никогда никто из людей не сидел и того не думал… Вокруг меня жужжат комары, и все они что-нибудь и зачем-нибудь жужжат, и каждый из них такой же особенный от всех Дмитрий Оленин, как и я сам…» Оленин, как ему кажется, начинает понимать язык комариного пения: «Сюда, сюда, ребята! Вот кого можно есть!»
«И ему стало ясно, что он нисколько не русский дворянин, член московского общества, друг и родня того-то и того-то, а просто такой же комар, или такой же фазан, или олень, как те, которые живут теперь вокруг него. „Так же, как они, как дядя Ерошка, поживу, умру. И правду он говорит: только трава вырастет“.
„Да что же, что трава вырастет?.. Все надо жить, надо быть счастливым; потому что я только одного желаю — счастия… Как же надо жить, чтобы быть счастливым, и отчего я не был счастлив прежде?..“»[464]