Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Впрочем, оптимизм Каратаева, из которого можно было бы, кажется, заключить о неизбежном торжестве жизни, помогает далеко не всегда. Иногда он даже опровергается, как это происходит с толстовским рассказом-анализом финала жизни и состоявшейся смерти Пети Ростова. Напомним, что пятнадцатилетний Петя, вырвавшийся из родительского дома на взрослую войну, пребывает в состоянии радостного восприятия всего и вся. В свой последний жизненный эпизод он появляется в партизанском отряде Денисова. Здесь его стремление дарить всем радость обозначается постоянными попытками что-нибудь дать своим новым взрослым друзьям: он то предлагает им сладкий изюм, то кофейник, то кремни для пистолетов. Он радостно настаивает на том, чтобы пригласить в шалаш и накормить захваченного в плен французского мальчика-барабанщика. Знаменателен и сон, который Петя видит незадолго до смерти. Это звучащий хор, который возникал из звуков немногих инструментов, а потом разрастался и дополнялся хоровым пением. Примечательно, что сам Петя не умеет играть и петь, чем подчеркивается его неучастие в этом радостном действии. Во сне Петя наслаждается этим явлением — одним из радостных проявлений жизни, но наслаждается, лишь глядя со стороны. Это видение исчезает, как только его нарушает голос казака, закончившего точить для Пети саблю.

Несколькими незаметными на первый взгляд естественными событиями Толстой подводит нас к неизбежному — смерти Пети. Вместе со сном кончается пение хора; казак заканчивает точить саблю; предрассветные сумерки исчезают, уступая место свету, который, кстати, переходя от жизни к смерти, видит и князь Андрей; скачущий в атаке Петя дважды опаздывает к протекающих у него на глазах схваткам. В этих опозданиях, кажется, распадаются последние скрепы, прикрепляющие Петю к жизни. Но и сам он нарушает этот логический ряд и вопреки разумно-осторожной команде Денисова — послать в обход засевших за плетнем французов пехоту, то есть вновь отложить (опоздать), безрассудно бросается вперед. Этот порыв именно безрассуден: в нем нет разума как атрибута жизни, и потому он являет собой мостик для перехода в смерть. Петя вступает на него: «Подождать?.. Ураааа!.. — закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что-то шлепнувшиеся пули. …Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свете костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову»[571].

Черед смертей, рисуемых Толстым, пополняется еще одним изображением, отличающимся от прежних. Смысл его, возможно, в том, что порой смерть не только являет себя как логическое или алогичное продолжение жизни, но приходит как неизбежный результат в ответ на легкомысленно-безрассудно мотивированную жизненную юношескую провокацию, что особенно тяжело переживается остающимися жить.

У читателей нет возможности сравнить переживание смерти Пети его родителями с чем-либо подобным, изображенным на страницах романа. Поэтому остается принять то толкование, которое предлагается Толстым. А оно вот каково. Старая графиня была «наполовину убита» нанесенной ей раной. К сожалению, «силы жизни» не было у старого графа, к тому же тяжело переживавшего расстроенные дела, потерю имений, долги. Но в то же время еще не оправившаяся от своего горя и почти не живущая после смерти князя Андрея Наташа, в инстинктивном порыве спасти мать, начинает возвращаться к жизни. Как говорит Толстой, «рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни»[572]. Таким образом, в данной ситуации смерть оказывается невольным движителем жизни, чем лишний раз подчеркивается их органическая связь и родство.

Наряду с жизнью и смертью как фундаментальными смыслами и ценностями русского мировоззрения столь же значимыми в толстовских представлениях выступают ценности народа и природы.

В изложении Толстого раскрытие содержания этих фундаментальных смыслов прежде всего связано с Пьером Безуховым. При этом особое место в духовно-нравственном становлении Пьера занимает его участие в Бородинском сражении. Бородино у Толстого — не просто демонстрация нравственной победы русского народа, состоящей в его единении перед лицом катастрофы и в преодолении этой катастрофы. Нравственная победа Пьера — в безоговорочном слиянии с народом. Так этический выбор Безухова совпадает с этическим выбором народа.