Надо отметить, чту у Толстого, впрочем, традиционное для русской классики, занимает по отношению к герою определяющую его самопознание роль. Пьера, как только он узнает Наташу, охватывает чувство счастья и любви. Оно, это чувство, безотчетно и неконтролируемо, оно — стихия. А это означает прямую связь образа Наташи Ростовой с теми природными силами, которые питают Пьера Безухова на пути самопостижения и постижения смысла бытия.
Рассказывая о том, что произошло с ним в плену, он «видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил». Рядом с Наташей Пьер испытывал то «редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, — не
Воздействие Наташи на Пьера, вообще ее существование лежит за пределами частного, локально-бытового и является не столько выражением ее личной воли, сколько всеобщих естественных законов, определенных природой для женщины. Сила Наташиной натуры, ее женской природы, рождающая в нем чувство любви эпического масштаба, действует на Пьера. Умом он еще не осознает происходящего с ним, но чувствует необоримое величие воздействия этой стихийной силы, подталкивающей его к новой жизни.
Самоощущение Пьера перед Бородино единит его с мирозданием. Поэтому именно комета вещует ему будущее. Именно она в этом его состоянии, пробужденном любовью к Наташе, «отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе». Наташа постоянно подталкивает Пьера к возрождению и самоосуществлению его как деятеля. В этом и состоит ее роль в масштабах эпопеи.
В таком социально-этическом контексте определение, которое дает Наташе в финале произведения автор — «сильная, красивая и плодовитая самка», — не кажется неожиданным или грубым, не снижает эпическое значение образа. В данном Толстым определении речь идет о высокой природной миссии женщины как матери человечества. Образно говоря, Наташа напрямую, без чьего-либо посредства подключена к природным сущностным силам в глубине мироздания, в том числе и человеческого бытия. Вот почему ее поступки невозможно понять и объяснить с обыденной точки зрения. Мерило всему — эпические масштабы художественного мира произведения, призванные, по Толстому, задать эту свою масштабность как критерий нравственного поведения также и реальному миру, жизни за пределами произведения.
Стоит только вывести героиню за рамки и законы художественного мира эпопеи, как Наташа, почти истерически требующая, чтобы ей тут же, сию минуту предоставили князя Андрея, находящегося за сотни километров от Москвы, предстанет перед читателем не более чем истеричной, избалованной излишним вниманием дворяночкой. Между тем, повторим это, Наташа действует по логике своей непосредственной соединенности с таинственными животворящими силами природы. Как Женщина она требует постоянного присутствия Мужчины для своего и его немедленного самоосуществления. Вот почему ее воздействие на любого присутствующего в пространстве ее жизни мужчины безусловно: здесь и Пьер, и князь Андрей, и гусар Денисов, и Анатоль, и даже ее брат Николай (вспомним, как действует на него пение сестры). Не воспринимает этого влияния, пожалуй, только механически проживающий жизнь Борис, все существование которого ориентировано исключительно на карьерные цели.
Таким образом, исполняя свою природную миссию и одновременно самоосуществляясь в браке, в семье, Женщина (Наташа) порождает Жизнь, помогая осуществиться животворящей силе Любви, равно как и Мужчине — самореализоваться в созидательном деле, ибо, как отмечал Н. Г. Чернышевский, «без приобретения привычки к самобытному участию в гражданских делах, без приобретения чувств гражданина ребенок мужского пола, возрастая, делается существом мужского пола средних, а потом пожилых лет, но мужчиной он не становится или по крайней мере не становится мужчиной благородного характера…». Гражданство же, в понимании Толстого, в мужчине проявляется как способность и готовность к отцовству в узко-семейном и одновременно социально-историческом смысле, когда мужчина предстает прежде всего как созидатель, а не как разрушитель. В этом смысле идеальные фигуры мужчины в «Войне и мире» — Пьер Безухов или Николай Ростов, а вовсе не Борис Друбецкой, или Анатоль Курагин, или даже Андрей Болконский.