Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII — середины XIX столетия

В этом противостоянии нет и не может быть примирения. «Вагон железной дороги» — это то, что всегда будет агрессивно направлено на подавление земли и «всякой пробивающейся травки» из нее. Сопротивление же травки — это попытка пробиться сквозь «камень» цивилизации. Когда Тургенев говорит о том, что его Герасим привыкает к новым условиям, то это и есть привычка травы, во что бы то ни стало пробивающейся сквозь камень. Другого рода непротивления, а уж тем более похожего на агрессию против мира барыни, от Герасима не исходит и не может исходить. В этом, кстати говоря, разгадка и долготерпения Герасима, и его, кажется, очевидной покорности барыне. Но попробуйте примирить эту покорность с богатырством немого, которое остается доминантой его образа на всем протяжении повествования. Оно не исчезает и тогда, когда он возвращает собачонку реке, откуда ее и достал. Именно возвращает, а не топит…

Рассматриваемая Тургеневым, Толстым и многими другими великими русскими писателями проблема соотношения природного, социального и метафизического (божеского) не может толковаться только как их противостояние. Конечно, Толстой прав, когда укоряет нас за то, что мы считаем важными человеческие отношения (в том числе и властные) и забыли о священности природных условий бытия. Однако несомненно, что в человеке, наряду с началом природным, также есть неприродное — социальное и сверхприродное (метафизическое, божеское). И предать их забвению или подчинить природному человек по определению не может, в чем и состоит величие и одновременно трагизм его бытия. Бытие человека на тройном основании есть его постоянная забота и обязанность от века. Проблема в их гармонизации. Какое же новое понимание добавляет нам Тургенев?

На наш взгляд, рассказ Тургенева в этом отношении содержит два принципиальных утверждения. Первое — о красоте, силе природного начала, его необходимости для полноты человеческого бытия и, одновременно, о его хрупкости и зависимости от социума. Так, почти былинный богатырь Герасим на самом деле не защищен и уязвим для социального (в данном случае явно негативного) начала. Существующие социальные отношения делают его слабым и покорным. Созданный в рассказе образ собачонки, еще одного инобытия природы, это впечатление усиливает.

Столкновение начал происходит на наших глазах, и его последствия мы можем оценить по тому, что автор сообщает о Герасиме. Тургенев говорит, что немой остался бобылем, живет одиноко, не держит собаку. То есть все линии его социальных связей, о которых шло повествование (любовь к Татьяне, привязанность к собаке как живому существу), разрушены навсегда. «По-прежнему» он только здоров, важен и степенен, да работает за четверых.

Второе авторское утверждение, касающееся проблемы соотношения природного и социального начал человеческого бытия, — о почти тотальной ущербности социального мира, в котором герой пребывает. Мир этот недобр не только к природе, но и к своим обитателям, к самому себе, он агрессивен и лжив. Таким образом, трагизм рассказа не только в том, что человек (изображенный социум) не живет в гармонии с природой, но и в том, что представляет собой этот социум сам по себе.

Изображенному в рассказе социальному миру своими поступками противостоит Герасим. Он ценит природу и живет в согласии с ней. Он мог бы использовать свою силу для покорения части социального мира, но не делает этого, отчасти — по неспособности к агрессивному насилию, отчасти же — почитая чужое право на независимость. Он также мог бы солгать, пообещав уничтожить собаку, а вместо этого взять ее с собой в деревню, но не делает этого. Он органически и даже демонстративно честен, ибо не желает жить по лживым законам окружающего мира. Поэтому он не отступает от данного им слова, обязателен и щепетилен в исполнении обряда умерщвления Му-му. Обряд утопления собаки — жертвоприношение Герасима богу правды и мировой гармонии, идее праведности бытия, образу мироздания, в котором человек и природа не враги, а добрые соседи, домочадцы, любящие друг друга.

Несмотря на видимую «короткость» отношений между Герасимом и дворней, несмотря на то, что, кажется, он считает их своими, взаимопонимания между ними нет и не может быть, что становится очевидным с того момента, как этот мир отталкивает Герасима от Татьяны. Теперь единственной духовной и «речевой» связью Герасима с миром остается подарок, дар природы, данный через головы городского мира. Му-му еще более выделяет Герасима из этого мира и отделяет от него. И это при том, что она для всех — «Му-муня».