Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII — середины XIX столетия

Кроме сцен с Харловой и ее супругом, которые пунктирны в картине, в ней довольно много жестокого насилия и крови, что само по себе понятно, если иметь в виду действительные ужасы бунта. Но постановочный размах уступает впечатлению от сухого пушкинского повествования в «Истории Пугачевского бунта», как и от немногословия в художественной интерпретации документа в самой повести. Так, в «Истории Пугачевского бунта» читаем: «Узнав о приближении Пугачева, Харлов отправил в Татищев молодую жену свою… а сам приготовился к обороне. Казаки его изменили и ушли к Пугачеву. Харлов остался с малым числом престарелых солдат… Утром Пугачев показался перед крепостию… Харлов бегал от одного солдата к другому и приказывал стрелять. Никто не слушался. Он схватил фитиль, выпалил из одной пушки и кинулся к другой. В сие время бунтовщики заняли крепость, бросились на единственного ее защитника и изранили его. Полумертвый, он думал от них откупиться и повел их к избе, где было спрятано его имущество. Между тем за крепостью уже ставили виселицу; перед нею сидел Пугачев, принимал присягу жителей и гарнизона. К нему привели Харлова, обезумленного от ран и истекающего кровью. Глаз, вышибленный копьем, висел у него на щеке. Пугачев велел его казнить…»[567]

На следующий день Пугачев выступил на Татищев. Крепость заняли. «Начальники были захвачены. Билову отсекли голову. С Елагина, человека тучного, содрали кожу; злодеи вынули из него сало и мазали им свои раны. Жену его изрубили. Дочь их, накануне овдовевшая Харлова, приведена была к победителю, распоряжавшему казнию ее родителей. Пугачев поражен был ее красотою и взял несчастную к себе в наложницы, пощадив для нее семилетнего ее брата. Вдова майора Веловского, бежавшая из Рассыпной, также находилась в Татищевой: ее удавили. Все офицеры были повешены. Несколько солдат и башкирцев выведены в поле и расстреляны картечью. Прочие острижены и присоединены к мятежникам. Тринадцать пушек достались победителю…»[568] В конце концов, недовольные влиянием Харловой на их предводителя, яицкие казаки, зачинщики бунта, потребовали передать наложницу им. Пугачев уступил. «Харлова и семилетний брат ее были расстреляны. Раненые, они сползлись друг с другом и обнялись. Тела их, брошенные в кусты, оставались долго в том же положении…»[569]

Принципиальные бесстрастность, объективизм Пушкина-историка, в своем роде летописца, совершенно отчетливо обнажают фатальную бессмысленность происходящего, заключающуюся в слепом равнодушии и, если хотите, беспринципности, даже религиозной индифферентности так называемых народных масс, переходящих с одной стороны на другую причем при благословении священнослужителей. Это, во-первых. Во-вторых, стихийны и бессмысленны действия самих бунтовщиков, «злодеев», более занятых шкурничеством и распрями между собой за влияние на созданного ими «царя». В-третьих, во многом лишены логики действия осаждаемых. Целесообразны, пожалуй, в описании Пушкина-летописца лишь поступки отдельных лиц, защищающих честь и достоинство (та же Харлова) или исполняющих присяжный долг (майор Харлов, комендант Елагин). Таким образом, высокие нравственные или мировоззренческие принципы, хотя бы в элементарном, прозаически обыденном смысле, проявляются только в судьбах отдельных личностей. Получается так, что объективная оценка катастрофических событий в нашей истории дана Пушкиным лишь через миросознание частного человека.

В «Капитанской дочке» Пушкин вполне сознательно избирает такую точку видения. Для чего, кстати, ему и понадобилось наивное простодушие еще только формирующейся личности Петруши Гринева. Его, растущего мальчика, он проводит через беспощадную и бессмысленную жестокость Истории, заставляя переживать мысли «злодея» Пугачева. Только так, по Пушкину, можно преодолеть внеличностную стихию бунта.

Поскольку авторам «Русского бунта» очень хочется оставаться на уровне исторического мировидения, то мировидение «семейное» отодвигается вглубь сюжета. Но так как от пушкинского текста никуда не деться, создатели картины пускаются на фамильярные ухищрения. Отсюда развернутые картины «воспитания» недоросля Петруши. Так, например, зритель вместе с суровым папашей Петруши застает недоросля в его комнате с картинно полуобнаженной дворовой девкой. Здесь же, на полу, видим не менее картинно поверженного алкоголем мсье Бопре, французского учителя юного Гринева, который и сам не прочь ухлестнуть за местными акульками и палашками. Так, еще в самом начале фильма нам дают понять, что юный Гринев не чужд эротических утех, а потому Маша Миронова вполне может рассчитывать на его сексуальный опыт, когда отдается ему незадолго до нашествия на крепость «злодея». Сцена подкрепляется совокуплением дворовых невдалеке от места встречи главных героев картины.