Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII — середины XIX столетия

Интересно, что образ чиновника Шабашкина, помогающего Троекурову беззаконно отнять имение у Добровского, интерпретируется в фильме в гоголевском духе. Шабашкин в выразительном исполнении актера В. Конкина — некая ипостась дьявола, порожденного стихией троекуровского своеволия. А возможно — и всем строем русской жизни. Дьявольское отродье Шабашкин будто бы самим своим присутствием, своими каверзами вызывает пламя, которое сжигает дом Дубровских и в котором исчезает сам странный чиновник.

В толковании образа Владимира Дубровского и его взаимоотношений с взбунтовавшимися крепостными авторы экранизации, можно сказать, остаются в рамках пушкинского сюжета, хотя отчасти и героизируют фигуру Владимира Андреевича, который у Пушкина выглядит поначалу довольно легкомысленным молодым человеком, вроде того же Петра Гринева. Между крестьянами и молодым Дубровским нет вражды, но нет и взаимопонимания, хотя объединены они одной бедой. Все они лишены родной почвы, родного дома, и финал картины утверждает, что не сойтись им в ближайшей исторической перспективе. Как, впрочем, не преодолеть исконного сиротства ни Троекурову, ни его дочери, ни его дворовым, ни князю Верейскому. Распряженную карету последнего авторы фильма оставляют среди голого пространства, оглашаемого гулким эхом истеричного смеха князя…

Авторы телеэкранизации «Дубровского» вслед за создателем романа с тревогой констатируют катастрофическую разъединенность нации, которая отражается в миросознании крепостного стихийной ненавистью ко всему барскому, равнодушием к образу мысли, чувствования, жизни господина или рабским ему подчинением. Формы переживания и осмысления авторами фильма своей позиции по отношению к крепостным небогаты. Для Троекурова крепостной — «предмет», хотя в иной момент он может с этим «предметом» жить единой тоской. Для Дубровскогомладшего его крестьяне остаются в рамках крепостной от него зависимости, законы которой он в силу своей благородной, по фильму, натуры не переступает.

Нам кажется, что основная проблема экранизации классики с точки зрения освоения мировоззрения отраженной в ней эпохи состоит в дефиците личностного отношения кинематографистов к авторской позиции, к мировидению героев в соотношении с идеями автора. Режиссеры тех фильмов, о которых шла речь, работая над экранным воплощением пушкинских текстов, смотрят как бы поверх авторского видения. Особенно заметно это, когда дело касается отечественной истории, как в случае с экранизациями «Капитанской дочки». Часто мастера кино просто затрудняются определить отношение классика к материалу истории, который становится основой сюжета.

В качестве примера таких затруднений обратимся к беседе журналиста П. Сиркеса с С. Бондарчуком на тему экранизации последним пушкинского «Бориса Годунова». Вот фрагмент:

«П. С. Какие проблемы, волновавшие Пушкина в „Борисе Годунове“, вы намерены актуализировать и почему?

С. Б. К слову „проблема“ я отношусь с подозрением, более того — с неприязнью. Такого понятия, как проблема, я попросту не признаю применительно к художественному…

П. С. Скажем так: какие мысли Пушкина…

С. Б. Мысль тоже не существует в искусстве.

П. С. Есть образ…

С. Б. Образ? Может быть. Но если правильно, то надо говорить о содержании: главное — содержание, важное для жизни людей.

П. С. Все-таки любимый вами Лев Николаевич Толстой писал, что в „Войне и мире“ он любил мысль народную, а в „Анне Карениной“ мысль семейную…

С. Б. Не мысль, там нет такого слова.

П. С. Простите, это факт, который легко подкрепить цитатой.

С. Б. Он к мысли подозрительно относился.

П. С. Толстой, конечно, понимал неоднозначность мысли.

С. Б. Он имел в виду содержание.

П. С. Хорошо, какое содержание, вложенное Пушкиным в его трагедию, вы хотели бы сейчас актуализировать?

С. Б. Актуализировать — и это слово не люблю. Произведение Пушкина всегда было нужно людям. Поэтому оно и классика. Оно не на какой-нибудь отрезок времени. Оно вечно, как вечно все живое на земле… Вот почему выражать словами все, что заложено в „Борисе“, — пустое и ненужное занятие. Затем я и обратился именно к кинематографу, его средствам, надеясь, что они позволят проникнуть в глубину пушкинского шедевра. Здесь уместны только средства искусства. Мы часто подменяем его силлогизмами, это, мне кажется, приносит вред колоссальный… И даже терминология, которая у нас сложилась, она кощунственна по отношению к художеству.

П. С. У критики просто нет другого инструментария…

С. Б. Вот мы сейчас подошли с вами к содержанию. Важность содержания для жизни людей — вот что меня волнует. А какая может быть проблема?.. Если бы была одна проблема, пусть самая глобальная, я бы не обратился к этому произведению. <…> Если бы Пушкин писал ради проблем, его бы давно забыли.

П. С. Но все-таки он говорил, что ему важно разобраться во взаимоотношениях народа и власти.