Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII — середины XIX столетия

Нужно сказать, что в этой новелле актер В. Ивашов, исполняющий роль Печорина в трехчастном фильме Ростоцкого, как раз и изображает ту восковую неподвижность красивой, но безжизненной маски, которая обнажает драму российского бытия. А драма состоит в том, что никогда не сойтись, как не сойтись в известной балладе Киплинга Востоку и Западу, Печорину и Максиму Максимычу — двум сторонам разорванной общенациональной жизни России.

Если бы вся картина Ростоцкого была решена в стилистике новеллы «Максим Максимыч», она могла бы быть, в определенном смысле, победой в деле перенесения на экран реалистической прозы Лермонтова. Однако произошло иначе. И первая часть фильма «Бэла», и ее завершающая часть «Тамань» не достигают стилевой целостности. В «Бэле» авторы фильма соблазняются экзотикой романтической «горской повести», изобильно уснащая свою картину приметами жизни горцев. Здесь зритель не увидит тех прозаических деталей их быта, какие рисует Лермонтов, но будет долго следить за умелой джигитовкой цирковых артистов, изображающих горских воинов. В финале новеллы, которая превращается в душераздирающую мелодраму, отодвигающую далеко на задний план фигуру Максима Максимыча вместе с тем прозаическим пластом жизни, который он олицетворяет, зритель видит и слышит демонический смех Печорина, а затем и выразительный «довесок» в виде скачущего по ущелью героя. Скачет он среди украшенных какими-то ледяными сталактитами скал, которые должны, вероятно, символизировать мертвый холод души Печорина. А затем видим его красиво распластанным на гальке берега горной речки, при этом за кадром звучит красивый голос актера В. Тихонова, который дублирует в фильме Ивашова, докладывающий зрителю о трагизме душевных потерь героя.

Как видим, своеобразная экзотика природных условий Кавказа оказывает, на наш взгляд, дурную услугу авторам картины, поскольку уводит от содержания реалистического романа Лермонтова в область чуждых ему расхожих романтических сюжетов. В то же время природа помогает приблизить экранизацию к оригиналу.

Образы природы в отечественной литературной классике прямо связаны с воплощением особенностей русского мирочувствования, миросознания и мировоззренческих черт русского человека. Так, например, герои романа в стихах Пушкина «Евгений Онегин» проживают не только события социальной жизни, но и находятся внутри природного цикла — в произведении предельно четко и достоверно разворачивается сюжет смены времен года. Начинается роман летом, когда герой катит «в пыли на почтовых» в имение своего так кстати захворавшего дядюшки. Дуэль между Ленским и Онегиным происходит зимой, и т. д. Природный цикл есть то пространство и то время, в которых и формируется и заявляет о себе специфическое миросознание русского человека. Со школьных лет мы помним, что Татьяна, русская душою, любила русскую зиму. А буран у Пушкина, угрожающая человеку зимняя непогода есть всегдашнее отражение душевных и общественных волнений. В романе «Евгений Онегин» природное время представлено более богатым, более разумным и более естественным, нежели социальное. В известном смысле пороки социальной жизни есть одновременно и нарушение разумности годового или суточного природного круга. Достаточно вспомнить распорядок жизни молодого повесы Онегина, который в «санки садится» и мчится к Talon, когда «уж темно». Всю ночь он проводит в увеселениях и «полусонный в постелю с бала едет», когда начинается естественная жизнь искусственного Петербурга. Но Евгений ничего этого не видит, поскольку утомленный шумом бала, превращает утро в полночь.

…Проснется за полдень и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра…[574]

Бессмысленная однообразная пестрота жизни Евгения противостоит осмысленному естественному однообразию существования занятых трудом людей.

Картины природы в «Евгении Онегине» — это прежде всего демонстрация естественной логики бытия, противостоящей неразумности социальной суеты человека. В таком качестве природа является своеобразным комментарием поворотных событий сюжетного существования героя. Проза Пушкина скупа на литературные пейзажи, но русская природа, ее присутствие всегда угадывается в глубине сюжета и «Повестей Белкина», и «Дубровского», и «Капитанской дочки», иногда проступая на поверхности повествования, чтобы герой обратил свой взор к природному и вступил с ним в неслышный диалог.