Русское воскрешение Мэрилин Монро

Левко был хорошим горнолыжником, быстрым и страстным. Половину зимы он всегда проводил в горах, а в последние годы – только в Альпах. Ему не нужен был куршевельский балаган или подобные места, где собирались богатые соотечественники. Ему вообще не нужна была никакая компания, он ездил в горы всегда один. Охранник-помощник был не в счет, он с ним не общался. Левко ездил в Альпы, чтобы летать с горных вершин на предельной скорости, по семь часов в день, без передышек и обеда, отдыхая только, сидя в кабинах подъемников.

Ему нравилось, что в горах, в снежном бешенном вихре, счастье и страшная боль всегда шли рука об руку, а победа или горькое падение – в секундах, в сантиметрах друг от друга. Но эти секунды или сантиметры были в твоей власти, и только ты мог их превратить в одно или совсем другое.

Левко очень любил ездить в итальянские Альпы. На южной стороне Альп ему казалось солнечнее, веселее, и ему очень нравилось быть в горах среди итальянцев. Жизнерадостные, эмоциональные, они перекликались между собой на своем прекрасном певучем языке, и Левко всегда казалось, что он вышел на широкую сцену итальянской оперы. Это еще выше поднимало ему настроение.

В австрийских Альпах все было иначе, но не менее чудесно. Это была страна лыжников. Если тут человек стоял на лыжах, то он катался не хуже Левко. Если в итальянских Альпах Левко чувствовал себя, как на оперной сцене, то в Австрии – как член особого братства, как равный среди равных.

Когда он спускался на страшной скорости с альпийских вершин, по самым рискованным трассам, маркированным знаками черного цвета, то те немногие, кто был рядом, или выше или впереди, – все были его братьями. Уже через день, при встрече где-нибудь в кабине подъемника, – он слышал их обязательное Gut Morgen! и видел дружеские улыбки.

Бывалые австрийцы проходили те черные трассы только в шлемах и даже с защитой по спинному хребту. Левко же, и это было единственным, чем он отличался от них, – выказывал русскую удаль и проходил там же в одной бандане.

В каких Альпах было ему лучше, он бы не ответил.

Левко достиг в понедельник всего, чего так страстно хотел всю жизнь: он стал долларовым миллиардером. Он победил. Как побеждал множество раз и себя, и судьбу на головоломных альпийских трассах.

Но Левко оставался миллиардером всего полчаса. Если бы он нажал в эти самые минуты несколько клавиш на своем компьютере, то так бы и остался миллиардером на всю свою жизнь. Но он не нажал эти две клавиши. А ведь это были даже не секунды и не сантиметры между радостью и болью, как в горах. Тут медленно уходили десятки минут, – но они протекали, как вскоре выяснилось, между жизнью и его смертью.

Ровно в час позвонила секретарша: напомнила, что официант ждет его разрешения, чтобы сервировать стол для ланча. Левко только с этим звонком вернулся из страны чисел, судьбы и риска в мир реальности, и непроизвольно взглянул в окно. Обычно он с нетерпением дожидался времени своего ланча: каждый божий день он получал от него в своем кабинете новые удовольствия. Оба его повара были виртуозами своего дела, и он затруднялся каждый раз выбрать из них автора нового свого гастрономического праздника на следующий день. Но сейчас ему вообще не хотелось есть. Он буркнул секретарше «Через десять минут!» и опять впился в мониторы.

В узких цифровых окошках на мониторах, с каждым движением биржевых цен, моментально рассчитывалась и суммарная величина растущего капитала Левко. Цифрам и нулям становилось там так тесно, что автоматически был уменьшен масштаб их шрифта. Сам вид этих ставших маленькими, черненькими, похожими на жучков, цифр, теперь даже немного страшил Левко и, одновременно, завораживал. Это было похоже на сон. На чудесный сон. На сон даже не самого Левко, а на сон какого-то сказочного героя из книжки.