Русское воскрешение Мэрилин Монро

Два дня назад, в пятницу поздно вечером, незадолго до закрытия нью-йоркских бирж, когда Левко начал скупать русские финансовые активы, в этих цифровых окошках у него на мониторе значилось в общей сложности около пятидесяти миллионов долларов. Это был оставшийся у него «навар» после катастрофичного падения российского рубля и акций вскоре после прибытия на московскую землю Владимира Ильича Ленина. Если из этих пятидесяти миллионов вычесть тридцать, которые его банк был должен кредиторам, то кое-что оставалось в кармане, и весьма немало. Из безнадежных банкротов, с многомиллионными долгами, Левко и его банк за несколько утренних часов в пятницу превратились во вполне благополучных и даже солидных субъектов финансового рынка. Вдвое провалился в то пятничное утро рубль, и вчетверо выросла стоимость позиций Левко, открытых еще в четверг «в короткую», в расчете на неминуемый крах российского рынка на новостях о возвращении Ленина. Если к началу своего пятничного ланча Левко лишь чудом выкарабкался из долговой ямы, а биржевой выигрыш сравнялись с его долгами, то к вечеру, когда к нему пришел Ребров, российский рубль провалился еще ниже, и он впервые увидал на мониторе первые желанные миллионы, которые останутся в его карманах. Ближе к полуночи, перед закрытием американских бирж, миллионов на его счетах стало около пятидесяти.

Левко давно знал, что должно было произойти на стадионе Лужники. Он знал это даже не в пятницу вечером, когда на нью-йоркской бирже начал скупать русские активы, а за неделю до этого, и даже раньше. Только по этой причине он, без пяти минут банкрот, он кидал последние миллионы своего банка, выпрошенные в кредит у Центрального банка, – на коттедж, на новые «БМВ», на аренду офиса для маргинальной коммунистической партии ленинцев, и аренду гигантского стадиона для звездного шоу Ленина и Мэрилин Монро.

В первую же встречу с этим генсеком Фоминым два месяца назад, когда тот только упомянул имя Ленина, Левко сразу почуял большие деньги. Генсек просил сначала немного, у него не было денег даже, чтобы слетать в Индию и посмотреть на клона вождя революции. Партийных взносов стариков-коммунистов не хватало даже на аренду подвального помещения, чтобы было, где поставить гипсовый бюст вождя и сойтись на партсобрание. Левко долго разбирал неразборчивый почерк на письме, полученном из Индии, вертел его в руках, даже понюхал, заметив тонкий и странный тропический аромат, потом попросил разрешения сделать ксерокопию. Генсек не возражал. Авиабилеты в Индию и кое-какие командировочные расходы стоили не так много, даже в его «аховом» положении, и Левко рискнул, он дал немного денег.

Когда генсек через неделю вернулся из чудесной Индии, он привез ему несколько фотографий. На фотографиях были очаровательная Мэрилин Монро, веселый Сергей Есенин и задумчивый Владимир Ильич. Рассмотрев фото внимательно, Левко понял, что ему не «динамо» крутят, а показывают большие деньги. Тем более, это был шанс для его банка-банкрота. Единственный и последний шанс. Со следующего дня Левко начал занимать со всех сторон еще деньги, а генсек их тратить.

Арифметика превращения банкрота Левко в долларового миллиардера за полсуток, с момента открытия азиатских бирж, была очень проста. Имея в пятницу на своем биржевом счету около пятидесяти миллионов долларов, он нажатием нескольких клавиш на своем компьютере, получил тогда же биржевой кредит в сто раз больший. Это было предельное «плечо», которое можно было получить из биржевой системы для валютной спекуляции. Так началась его так называемая маржинальная операция. Иными словами, спекуляция на деньги, взятые в долг. Те, кто давал ему такие деньги в долг почти ничем не рисковали. Если фортуна улыбалась спекулянту, а цена валюты или акций на его позициях шла в счастливом направлении, то кредиторы получали свои законные и немалые проценты. Если же, – и не дай никому Бог! – цены с таким-то «плечом» разворачивались против спекулянта, то кредитная система, не дожидаясь даже малейшего приближения к собственному убытку, просто закрывала позиции неудачника. Как правило, в этих случаях спекулянт терял все свое, но и не оставался, при этом, никому должен. Однако очень редко, когда подобное происходило внезапно и совершенно неожиданно, или когда были закрыты в эти часы биржи, и технически невозможно было принудительно закрыть позиции, тогда возникали серьезные убытки даже у кредиторов, а спекулянт мог остаться кругом должен. Чем больше было его кредитное «плечо», тем больше он оставался должен.